олигархом было дожить до пенсии, приуныл. Он с месяц ходил с похоронным лицом и даже огрызался. Это Зиненко! Который наушничал, не стеснялся подставлять коллег, подличал, самозабвенно лизал задницу начальству, даже самому маленькому. И вдруг этот прирожденный раб, возведший в культ свое рабство и не помышлявший никогда о свободе, начал хамить и огрызаться. А потом в банке начались кражи из ячеек.
Вот о чем думал Бобров, подъезжая к Шепетовке, и от этих мыслей ему становилось не по себе.
Выходя из машины, он больно укололся о розовый шип, и из пальца полилась кровь. Ватки не было, и Бобров с досадой обмотал палец бумажным платочком, пачка которых, по счастью оказалась в «бардачке».
«Слишком много крови», – подумал он, осторожно неся к дому букет. Нина постоянно кровоточила, хотя не она резала Боброва и колола ему пальцы. Но все его действия, связанные с Ниной, так или иначе, наносили рану.
Он увидел ее издалека, потому что не хотел замечать остальных. Миллера, который уже приехал и что-то бренчал на неизменной гитаре, развлекая Зиненок, строгающих салаты. Свежевского, который крутился возле полуторалитровых бутылок с пивом с несчастным лицом: похоже, у мужика, после вчерашнего нескучного вечера горели трубы. Анну Афанасьевну, спускающуюся с подносом в сад по ступенькам летней веранды. Это она заметила первой Боброва и крикнула:
– Нина! Андрюша приехал!
Это «Андрюша» в устах Нининой мамы коробило Боброва. Потому что делало его женитьбу делом решенным, а он все еще колебался. Но увидев, как по ступенькам веранды к нему спускается Нина, забыл обо всем.
Она была в сарафане, красном. Нинины глаза обжигали, Бобров почувствовал, как запылали щеки, и схватился за волосы.
– Не чешись, Андрей, – поморщилась Нина и посмотрела на розы: – Это мне?
Бобров, молча, протянул ей букет.
– Красивые. – Нина обернулась на веранду и небрежно сказала: – Мака, Кася… Кто-нибудь. Поставьте цветы в вазу.
Розы взяла Бетси, и Бобров заметил, как неся цветы на кухню, она украдкой окунула лицо в букет.
И горько подумал: «Нине дарили такие шикарные букеты за ее победы, что мои розы ей, должно быть, кажутся жалким. Как и я сам».
Нина словно услышала его мысли, потому что совсем другим тоном, тихо и со значением сказала:
– Я ценю твое внимание, Андрей. Пойдем в сад. Я скучала.
И он, в который уже раз удивился Нининой проницательности. Одной фразой она сгладила ситуацию. Дала понять, что рада ему, а не розам. И предлагает ему свои родинки, в первую очередь ту, что над верхней губой.
Бобров жадно приник к ней, как только они с Ниной дошли до беседки.
– Я тоже… скучал… – шептал он, словно в бреду, обнимая тонкую Нинину талию. Его язык настойчиво нажал на ее сжатые губы, и Нина тут же отстранилась:
– Потом, Андрей. –
