Антошки и слова Михаила привели Ангелину в чувства. Она вдруг приподнялась на локте, посмотрела на мужа исподлобья, проговорила негромко:
– Судом, говоришь, сына отнимешь. Герой, нечего сказать. А сам не боишься за решетку угодить?
– Придушу, собаку! – крикнул Михаил, взбешенный угрозой, и ринулся на жену. Вдруг остановился: в грудь ему уперлись зубья вил! Варвара Прокопьевна испуганно вс-крикнула, прикрыла рот рукой.
Ангелина, окровавленная, с горящими взором, уязвленная угрозой отнять сына, не шутила: в душе вспыхнул всепоглощающий огонь ненависти; слезы вмиг высохли, и боль сделалась неощутимой.
Она крепче взялась за поручень вил, проговорила хриплым голосом:
– Не подходи…
– Неужто заколешь? – усмехнулся Михаил, чувствуя, что хмельной запал понемногу угасает под остриями, нацеленными в грудь.
– Даже глазом не моргну. За Антошку убью.
– Да ну! – глаза Михаила налились кровью, он попытался дотянуться до жены кулаком, но вилы вонзились в тело, обагрив рубашку.
Варвара Прокопьевна испуганно взвизгнула, увидев сына в крови. Михаил отшатнулся, в полном недоумении глядя то на окровавленную грудь, то на жену, такую незнакомую – опасную и безжалостную.
– Посторонись, – глухо проговорила она и угрожающе подала вперед вилы.
– А-а! Убива-ают! – завопила свекровь, перепуганная не на шутку, подбежала к сыну, потянула за руку к флигельку. – Оставь, Мишенка, видишь, невменяемая! Пойдем, родимый, в полицию позвоним!..
– Рехнулась совсем, что ли! – рявкнул на нее сын. Но затем Михаил нехотя повиновался. Он до последнего, пока не скрылся из виду, смотрел на Ангелину; взгляд его был потерянный: не верил глазам, что видит ту самую беспомощную мышку, бесцветную, бессловесную «женщинку», которая в одночасье превратилась в бесстрашную львицу, Женщину, способную – впервые в жизни! – постоять не только за себя, но и за того, кого любила больше всего – сына.
Ангелина отбросила вилы в сторону, схватила Антошку на руки и, спотыкаясь, вбежала в дом. Там закрылась на ключ, чтобы никто не помешал сборам, и принялась спешно, трясущимися руками упаковывать в сумку свои и детские вещи. Вдруг остановилась, закрыла лицо руками и зарыдала, стиснув зубы.
Антошка обнял ее сзади, тоже захныкал.
– Мы сейчас уйдем отсюда, сынок, – сказала, задыхаясь от слез. – Уйдем навсегда, и никто нас больше не будет обижать. Обещаю!..
Глава VI
Впервые Ангелина усомнилась в справедливости поговорки, что безвыходных ситуаций не бывает. Раньше, ребенком, жила в детском приюте, куда привыкла возвращаться, как домой. Потом исполнилось четырнадцать и по ходатайству опекунского совета при поселковой администрации получила в собственность родительскую недвижимость. Прав-да, жить в этом разрушенном
