вчерашнего вечера я не могла сказать ей, что пойду сюда.
– А что случилось вчера вечером? – Анна молчит, и я теряю терпение. – Послушай, если ты не собираешься продолжать этот судебный процесс… если это колоссальная трата моего времени… тогда я был бы весьма признателен тебе, если бы ты честно сказала мне об этом сейчас, а не когда-нибудь потом. Я ведь не семейный психолог и не твой лучший приятель, я твой адвокат. И чтобы быть им, мне нужно дело. Поэтому я спрашиваю тебя еще раз: ты изменила решение и больше не хочешь подавать иск?
Я рассчитываю этой тирадой положить конец тяжбе, посадив Анну в дрожащую лужу нерешительности. Однако, к моему удивлению, девочка смотрит на меня в упор, спокойная и собранная.
– Вы еще готовы представлять мои интересы? – спрашивает она.
И вопреки голосу разума я отвечаю «да».
– Тогда я отвечу «нет», – говорит Анна. – Я не изменила решения.
В первый раз я с отцом участвовал в гонках на яхтах в четырнадцать лет, и он был настроен решительно против этого. Я еще не дорос, не созрел, да и погода слишком неустойчивая. На самом деле говорил он следующее: раз я напросился к нему в команду, то он скорее потеряет кубок, чем выиграет его. Для моего отца, если ты не совершенен, тебя просто не существует.
Его яхта относилась к классу «USA-1», красавица из тика и красного дерева, купленная у гитариста Дж. Гейлса в Марблхеде. Другими словами – мечта, статусный символ, ритуал посвящения, обернутые в белоснежный парус и заключенные в корпус медового цвета.
Мы отлично взяли старт – пересекли линию на полной скорости в самый момент выстрела. Я изо всех сил старался быть на шаг впереди и оказываться там, где был нужен, чуть раньше времени – поворачивал руль на миг раньше, чем отец отдавал команду, перекидывал парус и натягивал лини, пока мышцы мои не запылали от напряжения. И может быть, все прошло бы удачно, но вдруг с севера налетел штормовой ветер, он принес с собой дождь, поднял волны до десяти футов высотой и стал швырять нас с гребня в пучину.
Я смотрел на отца, который быстро двигался по яхте в желтом дождевике. Казалось, он вообще не замечал, что идет дождь; он точно не собирался забиваться в нору, хвататься за живот из-за тошноты и умирать, как я.
– Кэмпбелл! – крикнул он. – Иди сюда!
Но повернуться против ветра означало в очередной раз прокатиться на «американских горках».
– Кэмпбелл, – повторил отец, – давай же.
Перед нами разверзлась бездна, лодка так резко клюнула носом, что я потерял равновесие. Отец пролетел мимо меня, хватаясь за руль. На какое-то чудесное мгновение парус замер. Потом гик со свистом перелетел на другую сторону, и яхта сменила курс на противоположный.
– Нужно определить координаты, – приказал отец.
Это означало – спуститься в каюту, где лежали карты, и, произведя математические вычисления, выяснить, в каком направлении нам нужно идти, чтобы добраться до следующего буйка. Но когда я оказался внизу, не на свежем воздухе, мне стало совсем худо. Я развернул карту, и меня вырвало
