где было написано: «Алекс Маклин». Теперь у Джека Мортона был домашний адрес, номер телефона – домашний и рабочий. Он задумался.
Ему было известно также, что Алекс Маклин плотник. Полиция Хаддингтона сообщила ему, что Маклин человек вспыльчивый и его дважды (задолго до женитьбы) арестовывали за какие-то драки. Он немного поколебался, хотя и знал, что не передумает. Поднял трубку, набрал номер. Подождал.
– Здравствуйте. Могу я поговорить с мистером Маклином? Мистер Маклин? Вы меня не знаете, но у меня есть кое-какая информация, которой я хочу с вами поделиться. Это касается человека по имени Эндрю Макфейл…
Мэтью Вандерхайд в тот день тоже позвонил по телефону, но перед этим долго размышлял, устроившись в своем любимом кресле. Он держал беспроводную трубку в руке и постукивал по ней длинным ногтем. С улицы доносился собачий лай – собака все лаяла и лаяла, подвывая. Тикали часы на каминной полке, и, когда он прислушивался, тиканье, казалось, замедлялось. Время – это сердечный ритм. Наконец он все же набрал номер и без всяких предисловий сказал:
– У меня тут был полицейский. Интересовался тем вечером, когда сгорел «Сентрал». – Он помедлил секунду-другую. – Я рассказал про Ангуса. – Он сделал паузу, слушая с вялой улыбкой взрыв негодования на другом конце провода. – Бродерик, – оборвал он гневную тираду, – если из шкафов начнут вываливаться скелеты, то я не хочу трястись от страха в одиночку.
Когда на том конце провода снова закипела ярость, Мэтью Вандерхайд повесил трубку.
7
Ребус в первый раз обратил внимание на этого человека тем вечером. Он подумал, что видел его днем у отделения на Сент-Леонардс. Молодой парень, высокий и широкоплечий. Он стоял у входа на лестницу в доме Ребуса на Арден-стрит. Ребус припарковал машину на другой стороне улицы так, чтобы видеть этого типа в зеркало заднего вида. У того был возбужденный вид, что-то его взволновало. Может быть, он просто пришел на свидание. Кто знает.
Ребус не испугался, но снова завел машину и уехал. Он решил вернуться через час и посмотреть, будет ли этот тип все еще там. Если будет, то, значит, он не девушку ждет, какой бы раскрасавицей она ни была. Он проехал через Медоуз к Толлкроссу, потом свернул направо, на Лотиан-роуд. Езда была, как и следовало ожидать, медленной. Число машин, которым по вечерам нужно было выехать из города, казалось, росло с каждой неделей. Эдинбург в сумерках выглядел так же, как и любой другой город: магазины и офисы, заполненные людьми тротуары. Никто не казался особо счастливым.
Он пересек Принсес-стрит, проехал по Шарлот-сквер, прополз по Куинсферри-стрит и Куинсферри-роуд и сделал духоподъемный, хотя и нелегкий поворот на Оксфорд-террас. Но Пейшенс дома не было. Он знал, что она на этой неделе ждет приезда сестры, которая собиралась побыть несколько дней, а потом уехать с девочками домой. Кот Пейшенс, Душка, сидел снаружи и требовал, чтобы его впустили, и на сей раз Ребус чуть ли не проникся к нему сочувствием.
– Нет душе покоя, Душка, – сказал он коту и пошел наверх по ступеням.
Когда
