дыханием. Хрипло кашляю и сплевываю мокроту. Сбиваюсь, но после вновь смеюсь.
Это – истерика! Просто, очередная истерика. А ей кажется, что я над ней издеваюсь.
Рыхлю землю кроссовками. Практически, тащусь за ней следом и на коленях. И возможно, даже рву джинсы, как, в принципе, и обувь. Но сейчас, это не трогает. А если и трогает, то меньше всего.
Она поднимает меня за плечи, обеими руками, и ставит перед собой.
Чуть поодаль от себя, на том же самом столе, на столе я замечаю блеск. Мое внимание привлекает средних размеров светло-серый предмет, со светло-коричневой деревянной резной ручкой. Он, буквально, загорается от света костра. Позволяя и почти требуя, заострить все свое внимание на нем.
И как же я его раньше не замечала?
Неужели, знак свыше?! Решил помочь своей грешной дочери? Не нужны мне твои подачки и помощь твоя не нужна!
Или нужна?
Снова сама себе противоречу. Говорю: нет! А внутри себя ору троекратное: да! Как же я себя бешу в эти моменты! Этой своей неопределенностью и уступчивостью. Ведомостью и доступностью! Как же ненавижу!
Ладно! Будь по-твоему, но это – в последний раз.
Последний…
Как и то, что: подачки не нужны ипомощь
Ух!
Застыв на месте, я будто вросла в землю, смотря на предмет перед собой.
Смотрю на него какое-то время, в полной тишине и молчании. Словно, погрузив себя и мир вокруг себя, в непроницаемый и невидимый купол. Непроходимый для всего и вся, не только звуков, но и каких-либо действий. Смотрю долго и упорно, дотошно рассматриваю каждую часть и элемент, каждую деталь и мелочь.
Тяжело вздыхаю и сглатываю липкий и тянущий, мерзкий ком, образовавшийся в горле, от оставшихся внутри слез.
Даже не слыша просьбы, уже знаю, что именно она попросит.
Просьбы и попросит?
Требования и заставит!
И я знаю, как это воплотить. Каким образом создать и воссоздать, явить миру!
Это будет больно! Больно, но не больнее, чем уже есть, на самом деле. Зато зрелищно! Они запомнят это. Надолго запомнят! Запомнит и она. Та, что предала!
– Попроси прощения, сейчас же! – кричит она и пихает меня вперед, буквально в руки и объятия того предмета. Не забыв оставить и хлесткую, наотмашь, затрещину на затылке, своей правой рукой. – С улыбкой попроси. Широкой! С такой, чтобы я поверила!
Поверишь! Все поверят.
Мгновение…
И в моих руках тот самый предмет! Из их же рук выпадают белые пластиковые стаканы и тарелки, стеклянные бутылки и серые металлические столовые приборы. С грохотом падая и разбиваясь о стол. Царапая его с противным визгом и скрипом, и опадая на землю, не хуже той же рыже-красной и желто-зеленой листвы. Которую они покрывают и которой накрываются сами. А где-то и скрываясь, замалчиваясь, в редкой и мелкой, но, все еще, имеющейся темно-зеленой траве.
В их глазах страх, ужас и паника, зачинающаяся и начинающаяся истерика! В моих же – непоколебимость и
