все помещения и имущество квартиры. Квартира сама по себе немаленькая, а потому и добра там под завязку, а Вукашин еще, словно нарочно, оказывается злостный минималист.
Вот, например, старинный патефон. Стоит в углу, стоял, место занимает. На Рождество Вукашин его и продал. Два месяца потом гуляш на ужин себе имел.
Или вот софа на трех ножках, декоративная, в прихожей. Настоящее резное дерево, кажется, бук. Тоже ведь: терпел, терпел да и продал по весне. А что? И места в прихожей прибавилось, и динаров7 в кармане. Сплошная выгода!
По вечерам, обычно разложится в хозяйском кабинете, непременно турецкий халат нацепит с туфлями домашними на босу ногу и шапочку с кисточкой-венчиком. Свои бумаги исписанные, перед собой разместит и начнет дымить сигаретой. До поздней ночи так просидит, потом, устав, так и заваливается спать, прямо в туфлях и шапочке с кисточкой.
Сейчас, глядите-ка, тоже самое: плетется, папку тащит, под ноги смотрит. Пройдет три квартала, шапку снимает, лоб вытрет, дальше двинется. Квартал один проходит, второй, третий. Ноги сами несут.
Это принято так думать.
На самом деле – нет. Когда ноги сами идут, это значит, что как вода течет – в обход препятствий, так и тело движется, по самому очевидному пути. Нет времени обдумать, остановиться, развернуться. Течешь, плывешь себе.
Огибая пешеходов, автомобили и перекрестки, Вукашин забредает на улицу, где тише. Тут не такое движение, не так шумно. Но что за улица?
Скадарская8.
Здесь много кафанов, в оба ряда, и в это время дня уже многие выносят столики на улицу. В ближайшем, слишком много людей, а вот в следующем кафане – почти пусто. Туда и проходит Вукашин, выбирая себе укромное место. Отсюда видна улица в обе стороны, разговоры посетителей из соседнего кафана не слышны, а редкие прохожие остаются чуть поодаль.
Вукашин на оставшиеся деньги просит себе шливовицу9, и кладет папку на осиновый столик. Легкий ветерок пробирается к нему в ноздри, словно дразня черствую корку его души. Вукашин шмыгает носом, чихает.
– Нужно собраться, сесть и дописать эту чертову поэму – бормочет себе под нос Вукашин, наблюдая за посетителями. Те сидят парочками, или небольшими компаниями, и весело о чем-то беседуют. – Наверняка, у них есть работа, свой дом и любимые люди. Им не нужно просить помощи у чужих людей, им неведомо ощущение собственной бездарности. Почему у меня тогда так?
– Ваша шливовица, пане! – бодро отзываются со спины.
– Хвала.
Выпив пару глотков, и ощутив, как хмель ударяет ему в голову, Вукашин начинает обдумывать продолжение своего злополучного литературного труда, которому и названия-то еще нет (рабочее название сам Вук определяет как «Ясное небо Австралии») равно как и определения жанра (Вукашин не разбирается в литературных терминах).
Денежная единица в Югославии
Богемная улица в Белграде, расположенная в старинном квартале
Сливовая ракия
