style="font-size:15px;"> – А он что?
– Пожал плечами, что такие в наше время рыцари.
Вукашин еще пристальнее всматривается в лицо Талэйты. На иронию не похоже, но как же непринужденно и легко она держится. Словно они знакомы тысячу лет.
Талэйта не славянка, очевидно. Она не похожа ни на сербку, ни на хорватку, ни на боснийку, ни на албанку. У нее черные, как смоль, волосы, волнами ниспадающие на плечи, но не такой как у других девушек родом из знакомой тебе Шумадии.
И голос. Он, звонкий, отдает послевкусием какой-то детской прямоты, бесстрашия. Талэйта – вот она, идет рядом, перепрыгивает через белградские лужи.
Вукашин, стараясь не выпускать из вида Талэйту, поднимает голову на верхушки домов, обрамленные красным отражением заката, и в ответ улыбается городу.
Ах, Белград…
*** *** ***
– …еще сто лет назад эти улицу и Белградом-то не считали. Места эти были вне его стен, то есть за пределами города. Изначально, тут обитали наши предки – балканские и румынские цыгане, которые скрывались от гонений в Тимишоаре. – Талэйта замолкает, но лишь на мгновение. – Все вместе, бедняки, беглецы и чужеземцы – наши предки отстояли город во время турецкой осады… Это уже потом, спустя много лет, Скадарлия стала частью современного Белграда.
Вукашин идет молча рядом и думает.
«Удивительное дежавю – сколько раз я не обращал на эту Скадарлию никакого внимания, а за последние три недели дважды оказываюсь здесь. Сколько скрывают эти каменные стены в своем безрадостном прошлом».
– Тебе нравятся эта сирень?
– Что, прости?
– Сирень – повторяет Талэйта и указывает на буйно цветущие кустарниковые деревья, то тут, то там торчащие по сторонам: то у самого дома, то над кафаном, то выглядывающие из-за угла.
Талэйта – безнадежный оптимист по жизни, и свободный художник по профессии, подбегает к одной из акаций, и протягивает свою тонкую руку вверх, за фиолетовым облаком.
– Попробуй, как пахнет!
На улице уже совсем сумрачно, и все меньше людей попадается на пути. Вдыхать запах майской сирени из рук почти незнакомой девушки, посреди особенной улицы, пустынной и таинственной – занятие не рядовое. Потому и ком в горле. Лучше ничего не говорить, а повиноваться. А еще лучше закрыть глаза и запомнить.
Запомнить все.
Что сейчас май.
Что на улице вечер.
Что тебе двадцать один.
Что в мире вас только трое.
Ты, Талэйта и пьянящий запах сирени…
– Ну как? – голос ее также ровен, как и всегда.
– Н-неплохо – а голос Вукашина срывается-таки.
Они идут дальше.
– А почему здесь так много заведений? – спрашивает отвлеченно Вукашин, словно его это действительно интересует.
– А потому что,
