мастерской выйдет отец – такой маленький издалека, в черном пиджаке и серой кепке, как помашет ей рукой и поспешно направится в сторону дома, зажав под мышкой белый сверток. Значит, вечером она опять сможет увидеть диковинные вещицы из разноцветных камешков по папиным эскизам.
Это был целый ритуал. После ужина, отец брал дочь на руки и уносил в свой кабинет. Усаживал в большое кожаное кресло напротив огромного стола, заваленного рулонами папиросной бумаги и старыми книгами. Привычно поджигал толстые свечи тонкой спичкой. Смешно раздувая щеки, опускал потухшую спичку в керамическую баночку. Мимоходом подмигивал притихшей в кресле дочери, запирал дверь на ключ и задергивал на окнах тяжелые портьеры.
Ох, как ей нравилась эта таинственность! С замиранием сердца Алимпия следила за всеми передвижениями отца. Вот сейчас он подойдет к ней, поцелует в лоб. Затем, приложив указательный палец к губам, встанет на маленькую раздвижную лесенку и осторожно сдвинет портрет лысого старика в сторону. А там…!
Липа не знала, что было «там», поскольку всегда зажмуривалась – так велел папа – и слышала лишь тихий скрип петель потайной дверцы. А потом на ее колени опустится бархатная коробочка, и она с огромным любопытством распахнет глаза и благоговейно дотронется до ярких самоцветов, скрепленных между собой тонкой золотой нитью. Она никогда не забудет счастливые глаза отца и его гордую улыбку – как он с нетерпением ждал ее вердикта! И с важным видом четырехлетняя кроха одобрительно кивнет маленькой головкой…
С грохотом распахнулась входная дверь. Алимпия вздрогнула, испуганно глядя на ввалившегося в комнату Гектора.
– Чего расселась, косуля? – пробасил насмешливо. – Папашка твой, вроде, воскрес. Тебя зовет! Пошли быстрей, пока снова не окочурился.
Глава 5. В нотариальной конторе
Неуклюже скользя по полированным полам торжественной залы, Карл Натанович наконец-то добрался до спасительного дивана. Откинув полы парадного сюртука, плюхнулся на мягкое сиденье, перевел дух. В приоткрытое окно заглядывало яркое солнце, отражаясь ослепительными бликами в докторских окулярах. Поставив на колени коричневый саквояж, он невольно улыбнулся, прикрыв глаза. Веселое чириканье воробьев за окном, да звонкая капель таявшего снега. День обещал быть чудесным, если бы не столь печальное событие…
В нотариальную контору доктор прибыл загодя, для собственного успокоения и сосредоточения мыслей. Сегодня огласят завещание его покойного шурина Аркадия Бруковича, почившего пятого дня от крупозной пневмонии. Возложенное опекунство, безусловно, обязывало к великой ответственности, но и открывало небывалые перспективы карьерного и социального роста. Карл Натанович уже видел себя вальсирующим на осеннем ежегодном балу у губернатора. Черный фрак и белоснежное жабо. Музыка Вивальди и генеральская дочь с томным взглядом прильнула к его груди…
Погрузившись в амбициозные фантазии, доктор
