лучше: «занятых в воплощении сельскохозяйственной программы семилетки СССР»?
– Эх ты, бюрократ! И где ты только набрался этих словечек, ума не приложу? – вздохнул Прохор Васильевич. – Ладно, пиши, как знаешь. Вот тебе рабочие отчёты с трёх автобаз за прошлый месяц, только с цифрами не наври ничего, – и начальник протянул Захару журналы, сильно потрёпанные, пожелтевшие, с масляными пятнами на обложках. – На всё про всё тебе пятнадцать минут. Потом выступаем. Собирайся, братец, в поход, поедешь с нами в Мулалы.
– Нет уж, я лучше отчёт напишу. Что я с этими чушками забыл? – ответил тот, просматривая журналы.
– Сам ты чушка! Ишь ты, интеллигенция нашлась! Учу тебя, учу, эх! – Прохор Васильевич с досадой махнул рукой. – Не стать тебе начальником, коли людей ни в грош не ставишь!
– Это мы ещё посмотрим, посмотрим, – тихо ответил Захар, когда за начальником закрылась дверь. – Главное – с правильными людьми ладить, а не со всеми подряд. Иди давай, что уставился?! – рявкнул он Вите.
Витя не заставил себя долго ждать и вышел вслед за начальником в цех. Рабочие уже собрались и окружили Прохора Васильевича. Тот разговаривал по-простому – никогда и не скажешь, что он был самым главным здесь начальником.
– Так, братцы, разнарядка на неделю. Идём в Мулалы на пять смен и четыре ночи. Едем в автоколонне на пятьдесят ЗИЛов, все – пустые, держите расстояние между машинами. Приедете к обеду, вам двадцать минут на перекус, и, если сформирована линия, – начинайте, не дожидайтесь остальных. Там уже должны стоять грузовики, началась страда – пшеницу повезли с целины, теперь только держись! Объём работы большой. На нашу автоколонну норма в день – восемьдесят машин, итого за неделю – четыреста. И чтобы без халтуры! А то я уже получил по шеям на прошлой неделе, в следующий раз сами отдуваться будете! В пятницу вечером поедет караван от Балхаша в Текели через Мулалы, с ним и вернётесь в Талды-Курган. Вопросы есть?
– А как получилось, что восемьдесят машин в неделю, сегодня же приедем к обеду только? Это что же, опять переработка? – спросил один из рабочих. Другие тоже загудели.
– Отставить малодушие! – резко, по военной привычке, скомандовал Прохор Васильевич, но тут же смягчился. – Братцы, я всё понимаю, но план надо выполнять. Глядишь, премию дадут. Согласен, работы много, особенно когда целинники валят. Но живём-то, братцы, хорошо, и хлеб, и масло есть, так что давай, не гундось, это тебе не под пулями машину ремонтировать. – Гул рабочих приутих. – И важное дело делаем же: страну поднимаем, а это не хухры-мухры!
Рабочие с уважением относились к Прохору Васильевичу, звали его Васильичем, и не только за то, что прошёл войну, но и за то, как он общался с ними, – строго и в то же время с какой-то сдержанной суровой любовью, по-отцовски.
– Ну всё, братцы, будет рассусоливать. Р-разойдись! По машинам!
Витя вышел из цеха и быстрым шагом направился к первой машине. Ожидающие погрузки ЗИЛы, все новенькие, с вертикальными решётками радиаторов, с вытаращенными глазами-фарами, выстроились один за другим; хвост тянулся за ворота. Витя заранее
