может не надо? – жалобно спросила Дуня, глядя на Витю, его тёмно-русые волосы, убранные повязкой назад так, что он походил на девочку.
Фёдор не ответил, только дико взглянул на Дуню. Она опрометью выскочила из кухни и побежала в хлев. Нагайки там не оказалось.
«А верно, на телеге осталась», – подумала Дуня и вышла из дома. Жёлтый свет мягко лился из окон избы, подчёркивая силуэты застывших деревьев и зубчатого забора. вечерн Лошадь, так и не распряжённая, стояла во дворе с телегой, груженой клетками с гусями. Собака, увидав хозяйку, вскочила и стала бегать вокруг нее, выпрашивая еду. Дуне послышался вой волка в лесу. Она прислушалась. Но вновь замычали коровы, требуя дойки, и за их стенаниями больше ничего не было слышно.
«Господи, спаси и сохрани, Господи, спаси и сохрани», – безостановочно молилась она, не зная, за кого просить больше: то ли за сбежавшего Гришку, то ли за Витьку.
– Сейчас, милые, сейчас, – она взяла сыромятную нагайку с телеги, ощупала ее.
«Хорошо, что шлепок без свинца», – тяжело вздохнув, ссутулившись, будто наказание ждало её саму, она пошла в дом.
– Ты иди давай, лошадь распряги, коров подои да накорми всех, – гаркнул на неё муж и со злостью вырвал нагайку из рук. – Да побыстрее, лошадь, чай, работала всю неделю, не то, что вы тут, тунеядцы.
– Иду уже, иду.
Дуня хотела было взять телогрейку, но её на крючке не оказалось.
«Хорошо хоть телогрейку взял, не замёрзнет», – промелькнула мысль, и на душе стало хоть чуточку спокойнее.
– Гусей-то куда девать? В курятник или на улице оставить? – спросила она.
– Вот дура баба, она и есть дура! Они же все перья у кур повыдёргивают!
– А ты что стоишь, скидывай портки давай! – тут же приказал он Вите, который молча стоял в углу.
– Да поняла я, поняла, чё орать-то!
Дуня вышла в сени, еле сдерживая слёзы. Из всей своей семейной жизни, начавшейся рано – ей тогда едва семнадцать исполнилось – она прекрасно знала, что остановить Фёдора уже не сможет, а если попытается, он будет только свирепеть и свирепеть, а потом и ей достанется под горячую руку. Она прижалась спиной к двери, пытаясь освоиться в потёмках и найти какой-нибудь тулуп. Несмотря на то что осень стояла тёплая, вечерами уже холодало, а наутро трава покрывалась изморозью. Вдруг Дуня услышала звучный шлепок нагайки о голую кожу, всё её тело дёрнулось, содрогнулось, сжалось, и она выбежала на улицу.
Рвано дыша, прижав ладони к груди, Дуня метнулась на задний двор, но, увидев Снежку, остановилась. Дуновение ветра немного успокоило её.
«Было же что-то хорошее… только что? – она попыталась вспомнить и ухватиться за последнюю мысль, давшую ей маленькую радость. ― Ах, телогрейка! – она слегка улыбнулась, подошла к лошади и погладила её по морде. ― Когда же он взять-то её успел? Ах, сорванец, ведь умён же!» – Дуня догадалась, что Гришка взял телогрейку, когда она полезла в подпол.
– Снежка, Снежечка… – приговаривала Дуня,
