колесу. – Ты ж казал, што этим обозом повезут?
– Дык я тож так думал! – Егорка несколько секунд оторопело поморгал, после чего пнул носком сапога в бок возницу и, выхватив из-за пояса кинжал, поднес его к горлу несчастного. – Щас мы кыргыза о том обспросим.
Легко полоснув кончиком кинжала по горлу, юноша со злорадством посмотрел на выкатившуюся капельку крови, после чего облизнул пересохшие губы и хриплым голосом спросил:
– По-нашенскому грить могешь, бес косорылый?
– Да, да, да, – закивал тот, прерывисто дыша и дико вращая глазами.
– Про султана свово Танбала што нам поведашь?
– О-о-о… Повелитель молод, но воин великий. Вся степь…
– Заткнись, морда. – Егорка вновь пнул под ребра возницу, а кинжал убрал обратно в ножны. – А ну сказывай, пес шелудивый, чем он щас заниматся?
– К походу готовится. – Отвечая на вопрос, пленник закрыл глаза и, глубоко вздохнув, добавил: – Казаки на землях султана объявились. И он их…
– Слышь, Антип, кыргыз сказыват, што их батько султан в поход собиратся…
– Нам до того нет дела, – ухмыльнулся тот и обратился к пленнику: – Пущай твой султан каянный хоть в ад ступат, я его и тама сыщу. Щас ты мне об полонных его обскажи, о бабах особливо.
Возница задрожал, увидев, как Егор медленно вытягивает из-за голенища плеть.
– Нет… невольников в стане нет! Султан Танбал к походу готовится и всех полонян отослал в Хиву.
– И баб? – нахмурился Егорка.
Ничего не ответив, пленник кивнул и закрыл глаза, готовясь к смерти.
– Кады? – Антип схватил возницу за грудки и так потряс его, что едва не вытряхнул жизнь из щуплого тела.
– Оглох, што ль, антихрист, кады полонян в Хиву увели? – Егорка замахнулся плетью и отянул ею пленника вдоль спины. – Ну?
– Уж много дней прошло. – Возница зажмурился, ожидая очередного удара. – Очень много. Они уж в Хиве, поди!
Как безумный, кинулся Антип в лесок. Глаза его горели, в висках стучало, а на сердце, казалось, лежал огромный, как гора, камень. Он готов был тут же броситься в пропасть, окажись она перед ним. Рядом, в листве березы, залился соловей, но Антип даже не слышал его жизнерадостного пения. Вне себя он упал на землю. Попытался собраться с мыслями. Тщетно. Перед глазами поплыли круги, горло перехватило, голова разрывалась на части. Он прижался лбом к прохладной земле. Напрасно.
– Матрена! Где ж ты теперя, душа горемычная?
Вскочив, он ударил кулаком в ствол березы и, не почувствовав боли, закричал:
– Коня мне, мать вашу! Немедля коня, грю, пни неповоротливые.
Оказавшись в седле, он пришпорил животное и галопом поскакал в степь, точно за ним гнались черти. Проскакав несколько верст, Антип осадил коня, в смятении провел рукой по лицу, словно хотел отогнать туман, вставший перед глазами.
