(!) на штыках советской системы, отказ от авантюр на Востоке, согласие на компромисс с английским капитализмом) центром нашей агитации. Думаю, что и европейским товарищам скоро невозможно будет проходить мимо этой весьма влиятельной «милитаристской» тенденции в русском большевизме.
Пока довольно; кажется, теперь чаще будут оказии. Привет мой Каутским, Гильфердингу, Штребелю[298]. Привет Татьяне Я[ковлевне Рубинштейн]. Крепко жму руку, привет от всех наших.
Прилагаемое письмо прошу передать Еве Львовне [Бройдо] [299].
Ю. Ц.
Из письма С. Д. Щупаку, 26 июня 1920 г
Дорогой Самуил Давидович!
Был несказанно рад, получив Ваше письмо, и весьма благодарен за его обстоятельность, давшую нам яркую картину того, что делается в Париже. Сейчас написал семилистовое письмо Павлу Борисовичу и, кажется, целиком опустошил себя. Вы его, конечно, прочтете[300] и ознакомитесь с нашими последними событиями.
О чем писать еще? Атмосфера у нас, разумеется, удушливая. […] По моему мнению, все люди стали глупее, а большевики, которые отличаются от других тем, что не ощущают тоски по печатному слову, – больше других. Думаю, что лет 15 такого режима достаточно, чтобы люди покрылись шерстью и залаяли. Шерстью, впрочем, может быть, понадобится покрыться раньше ввиду истощения тканей. Но не надо думать, чтобы жизнь материальная стала много труднее, чем была в момент Вашего отъезда. Правда, цены сейчас: хлеб 500 руб., сахар 5000, масло 2000 фунт, яйцо 75 руб. штука и т. п., чашка кофе 250 руб., белая (серая) булочка 150 руб., коробка папирос (20 штук) 750 руб., коробка спичек 120 руб., извозчик не менее 3000 руб., «вольный» парикмахер 400 руб., починка ботинок от 1000 до 5000 руб., дрова 30 000 сажень; но существование нашего «среднего» круга вряд ли много ухудшилось. Мяса часто не едим целыми месяцами, главный продукт питания – пшенная каша; но пропитание достаем себе не с большими трудностями, чем ранее. Достигается это тем, что, вопреки всем декретам и всем «нивеляторским» тенденциям наркомпрода[301], все шире распространяется «паек», получаемый рабочими и служащими. Только этот паек, в некоторых ведомствах очень почтенный, и позволяет хозяйствам вроде нашего (живу с Аб. Никиф., Ритой[302] и Женей[303], и все, кроме Риты, получаем пайки: я по «Социалистической академии») [304] сводить концы с концами, почти не прибегая к вольному рынку. Все это, конечно, достигается за счет какой-то части – части рабочих, многих служащих и бывших, непристроившихся буржуа – которые форменно голодают. Спекулянты же, люди, нажившиеся в начале революции, врачи с практикой и т. д., кормящиеся вольным рынком, тратят сумасшедшие суммы на поддержание жизни – 400–500 тысяч в месяц, а то и более. Заработки – номинально – ничтожны: высшая тарифная ставка 4800 в месяц, путем «премий», «сверхурочных» ее натягивают до 15–20 тысяч очень часто; есть «спецы», особенно в жел. – дор. и военном ведомствах, коим открыто
Письмо Мартова Е. Л. Бройдо в архиве отсутствует.
Попросите его переслать Вам.
По-видимому, имеются в виду декреты ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 13 и 27 мая 1918 г. о чрезвычайных полномочиях и реорганизации Наркомата продовольствия. Эти декреты способствовали развертыванию вооруженного похода в деревню, ограблению крестьянства и террору в сельской местности, фактической ликвидации власти местных Советов и подчинению всех продовольственных органов центру.
Социалистическая академия общественных наук была создана в Москве в 1918 г. В 1919 г. стала называться Социалистической академией, с 1924 г. до ликвидации в 1936 г. – Коммунистической академией. В 1920 г. Мартов вел преподавательскую работу в Социалистической академии. Являясь научно-исследовательским учреждением, академия также готовила кадры исследователей-марксистов. Имела институты философии, истории, литературы, искусства, советского строительства и права, мирового хозяйства и мировой политики, экономики, аграрный, естествознания. С 1929 г. существовало отделение в Ленинграде.
