Человек и оступиться может, согрешить, но ты удержи его, не дай упасть, не дай утонуть…»
Сева: «А как же подлость?»
Первухин: «А вот подлость – это всё одно что предательство. Такого прощать нельзя».
Сева: «А если друг предал? От него всё равно не отворачиваться?»
Первухин: «Если друг предал, это уже не друг. Дружба – это святое. За друга жизнь свою отдают. Дружба – это единственное, на что опереться можно…»
Интервью. Хлопушка. Михаил Бобров, отец Севы: «Вроде бы мирное время… После революции уж семнадцать лет минуло, а столько преступного элемента было!.. Всё гражданская война виновата… Шпана, карманники, бандиты… Ножи, финки, а то и наганы в ход пускали… Ну и всякие, которые из бывших, которые не приняли Советскую власть, этих элементов тоже хватало. Непростые времена, очень непростые… Поначалу арестовывали бывших, ну, которые из офицеров или просто из зажиточных. А потом врагов стали выявлять среди своих, среди наших рабочих. Со многими мы вместе революцию делали, и вдруг – вредитель, враг народа! Как так? Я не понимал этого… Тяжело было и, чего скрывать, страшно… Вины за собой не чувствуешь никакой, а всё одно прислушиваешься к шагам за дверью: не за тобой ли приехали…»
Раннее утро. Пустынная улица. Возле одного из домов останавливается чёрный автомобиль «воронок».
Квартира Бобровых. Михаил Бобров (отец Севы) поднимает голову, прислушиваясь к шуму в подъезде. Слышится громкий стук в дверь. Его жена испуганно смотрит на мужа: «Что там?» Михаил Бобров прикладывает палец к губам.
Михаил Бобров идёт по коридору к входной двери, выглядывает. На лестничной клетке стоят люди в кожаных куртках. Один из них властно велит Боброву уйти, вталкивает его рукой обратно в квартиру: «Закройте дверь, товарищ. Не мешайте». Соседская дверь приоткрывается, видно испуганное женское лицо. Чекисты входят внутрь. Слышится вопрос: «Гражданин Фелимонов здесь проживает?»
Бобров угрюмо стоит в коридоре, прислушиваясь к происходящему.
Из комнаты бредёт Сева.
Отец: «Севка, ты куда?»
Сева: «Во двор, по нужде».
Отец: «Погодь… Не ходи».
Сева: «А что там?»
Отец молча прижимает голову сына к себе. Из другого конца коридора на них смотрит мать Севы. Выходят из комнаты Володя и Тоня.
Интервью. Александр Никитин, журналист: «Я Севке по гроб жизни благодарен за его дружбу… В тридцать седьмом моего отца арестовали. Многие от меня отвернулись, как от сына врага народа. Почти все отвернулись, а Севка остался рядом. Он, конечно, не понимал, что происходит в стране, никто из нас, мальчишек, ничего не понимал. Сталин – отец народов, справедливый и мудрый. Так мы все думали. Всюду его портреты. Арестовали кого-то – мы верили, что так и надо. А если кого-то из знакомых, то верили, что это ошибка и что скоро „там“ во всём разберутся… И вот моего отца арестовали. Дали десять лет без права переписки. Ошибка!.. Боль выжигала меня изнутри, боль души… Чёрная пустота… Мать слегла, долго
