товарищ Коба. И чего тут возражать. Ты секретарь ЦК, а товарищ Кьюзис всего лишь заместитель Дзержинского, он тебе не соперник.
– Зато ти есть… – Коба умолк. Он понял, что мог произнести судьбоносное слово. Но Ленин не слышал своего наследника, самого кровавого бандита, будущего гения всех трудящихся СССР.
– Товарищ Дзержинский! доложи членам Политбюро, как проходил разгон Учредительного собрания, и кто особенно отличился при этом.
– Нам пришлось применить пулеметы против толпы. Как только началось заседание этой паршивой буржуазной Учредилки, народ с цветами и лозунгами повалил к зданию, где проводилось это последнее заседание. Товарищ Кьюзис стоял рядом. Я стал спрашивать его, что делать. Я знаю, что делать, ответил Кьюзис. И тогда в ход пошли пулеметы. Конечно, был писк—визг, кровь, трупы, но испуганная толпа быстро растворилась среди Петроградской буржуазии. Вообще, я предлагаю переименовать Петроград в вотчину Ленина.
– Я возражаю, – воскликнул Ленин, но Дзержинский хорошо знал, что Ленин просто рисуется. – Что было дальше, товарищ Дзержинский?
– А дальше мы посетили Учредительное собрание и вежливо попросили прекратить этот балаган, обвинив их в гибели нескольких рабочих, которые, несомненно, были среди этой восторженной толпы с цветами в руках.
– Только сделайте так, чтоб они больше не собирались. Мы ни с кем не намерены делиться властью, товарищи. Это архи важно. Товарищ Ская! где товарищ Ская и…и Вацетис? Кьюзис, позовите их. А вот они, голубчики. Экие бравые солдаты. Глядите на них и подражайте им. Что за выправка, у каждого боевой дух! Вацетиса прошу утвердить командующим Северным фронтом, а Ская отныне начальник моей охраны и комендант Смольного. Товарищ Троцкий, Вацетис отныне ваш. В ваших руках судьба революции. И, вообще, следует подумать о том, чтобы сменить столицу пролетарского государства. В Петрограде слишком много врагов. Кроме того, сюда могут прийти немцы. Но это пока что лишь мысль, лишь намек, хотя все это архи важно.
14
Когда власть в Петрограде захватили большевики, и в городе прошла первая Варфоломеевская ночь, какое—то время господствовала жуткая тишина; город замирал, словно вымер. Но ненадолго. На опустевшие улицы, с гиком выходил обалдевший от счастья пролетариат, и, недолго думая, принимался за кровавое дело; пролетариат был вооружен, кто чем. Кто стамеской, кто серпом, кто ножом, кто обрезом, кто охотничьем ружьем, кто даже косой без ручки, У головорезов более крупного пошиба были браунинги, пистолеты, гранаты и автоматическое оружие. Город уже спал, исключая кафе, рестораны, ночные бордели. Никто и подумать не мог, что эта ночь будет последней, что теплое, уютное жилище в подсознательном состоянии, придется сменить на холодные воды Невы и там издавать последние вздохи. Всякая голь, злобная и нищая, среди которой были убийцы, выпущенные из тюрем, ждали этой ночи, как манны небесной. Она с дикой
