судмедэксперт Никульский.
Водитель позвал всех посмотреть на выставку коробочек из-под презервативов, устроенную по периметру рамы большого настенного зеркала. В рядок было выстроено штук тридцать цветных интересных картинок. Молодые куклы. Минимум белья. Силиконовые груди. Роскошных форм бедра. Художественно подстриженные лобки. На одной коробочке был почему-то Шуфутинский в кожаной кепке с пуговкой. Как водится, бородатый.
– Даже Шебутинского на гондонах рисуют, – удивился водитель.
Действительно непонятно. Хотя, может, для баб картинка. Мужик Михаил Захарович видный.
Маштаков стал сворачивать осмотр, испытывая привычное для себя чувство неудовлетворения от сделанного. Но уже надоело. При необходимости, после задержания всей гоп-компании и выяснении обстоятельств убийства, следователь проведёт повторный осмотр с участием обвиняемого.
Ещё он изъял обнаруженные под кроватью две грязные, будто жеваные полоски от вафельного полотенца. Одна была спрятана далеко под матрацем. На женские гигиенические приспособления тряпки похожи не были. Возможно, ими как раз и душили.
Дотошный водитель там же, под койкой нашёл стальной тросик, один конец которого был продет в другой, образуя классическую петлю. Миха вопросительно посмотрел на Никульского. Тот категорически замотал головой.
– Слишком узкий. Если бы этим тросиком, странгуляционная борозда была бы четко выражена. Хотя, если что-то подложить… тряпку?
Миха изъял на всякий случай и тросик, в третий раз сделав в протоколе приписку, что «…кроме вышеуказанных предметов в том же порядке изымается также…». Звучало это не очень красиво. Свидетельствовало об отсутствии у автора эмпирического мышления, коим, по публичному утверждению начальника областного УВД генерала Мешкова, должен быть наделен каждый следователь. С другой стороны, дознавателей он таким качеством обладать не обязывал.
Если тросик окажется не при делах, практическое применение такой полезной вещи, оставшейся бесхозяйной, будет найдено непременно.
Стремясь быть максимально приближенным к букве уголовно-процессуального закона, Маштаков пригласил в дом понятых. Присутствовавший все время активист с четверть часа тоже как скрылся. Жена позвала его закручивать банки. Понятное дело, сад-огород…
Миха уважительно объяснил, что все виденное ими – вырытый Олькин труп, обстановку в доме, обнаруженное ружье – он скрупулёзно описал в протоколе.
– Читать мне вслух или нет? Шесть листов исписал, – спрашивал он тоном уставшего от непосильной работы человека, беззастенчиво удвоив объем написанного. Хотя окажись на его месте кто-нибудь другой, вышло бы ещё больше. У него просто почерк убористый.
– Не надо, не надо ничего читать. Мы всё видели, – замахали руками понятые. – Всё так.
Размашисто подписываясь под каждым листом, любезный Михиному сердцу активист сообщил:
– Вовка с Викой к евонным родителям поехали. В Крутово. Картошку, говорят, поехали копать.
