запихивая в рот еду. Он уже, что называется, под газком. Забыл, что хотел сказать. – Будь здоров! – Лаврик пьет за рулем много больше, чем тут позволено. – Старичок, помнишь, как я кормил тебя китайской лапшой?
Алекс ничего не забыл. Уши у Лаврика становятся красными – то ли от выпитого, то ли потому, что опять ему нужен совет. Скоро он скажет: “Я должен попросить твоего совета”. “А потом моих денег”, – захочется ответить Алексу, но он не станет так говорить, даст.
– У меня теперь очень левые убеждения, – заявляет Лаврик.
В чем они состоят? В неуважении к чужой собственности? В том, чтобы не отдавать долгов? Алексу надо поскорей попрощаться с Лавриком и вернуться к работе, но они говорят обо всяких посторонних вещах, причем Лаврик все время на него обижается:
– Естественно, наличие денег делает твои суждения более вескими…
Надо перетерпеть и это. Однако замечания Лаврика неприятны: все-таки главное в Алексе то, что он математик. Хороший прикладной математик, да.
Лаврик переходит к делу: он попал тут в одну историю… Глупую, не хочется говорить. Короче, угрожает тюрьма. Лаврик надеется, что по болезни его все-таки не посадят. Он, кстати, сильно разочаровался в Америке.
Какая у него болезнь? – Псориаз.
– Есть специалисты, из наших с тобой соотечественников, справку сделают.
И он обещает больше не беспокоить Алекса, не приходить.
После получения чека у Лаврика сильно улучшается настроение:
– По гроб жизни обязан.
Алекс пропускает его вперед:
– Надеюсь, все-таки не по гроб.
Он смотрит, как отъезжает Лаврик – в прошлый раз тот опрокинул мусорный бак, – и думает, что таких друзей, как Лаврик и Родион, у него уже не появится. Хоть оба и оказались засранцами.
Вдруг вспоминает эпизод, случившийся через несколько дней после похорон отца.
Они с Родионом условились встретиться в центре Москвы – разумеется, возле какого-то храма, – пойти на квартиру, вещи поразбирать, одному ему было там жутковато. Как ни тяжело полагаться на Родиона, кроме него просить оказалось некого. Алекс явился раньше назначенного, замерз и зашел в магазин, где торгуют церковными принадлежностями. У зеркала стоял Родион и примерял высокую фиолетовую шапку. Увлекся настолько, что не замечал вокруг себя ничего.
– А покажите-ка еще вон ту камилавочку, – попросил Родион.
Шапка, которую он держал в руках, была явно не первой из им примеренных. Над прилавком висело много других шапок, в том числе круглых, богато украшенных.
Продавщица о чем-то стала спрашивать Родиона недобрым голосом.
– Я ищу подарочек батюшке, – перебил ее Родион. – У него такая же голова, как моя! Такой же размер!
На лице у Родиона появилось то особенное выражение, которое Алекс, как оказалось, помнил с ранних школьных времен:
