о собственной потерянной любви?
– Она смотрит на барабан, – указала я. – Вернее, на тамбурин. А остальные танцовщицы выглядят… зловеще. Смотрите, как они окружили ее во время танца. Одна из них смотрит на ее живот… – Я быстро взглянула на Еву-Марию, но по ее лицу ничего нельзя было прочитать. – Или у меня разыгралось воображение?
– Нет, – тихо сказала она. – Маэстро Амброджио действительно хотел привлечь к ней внимание. Он сделал группу танцующих женщин больше всех остальных на фреске. Если присмотреться, лишь одна эта девушка увенчана тиарой – вон, в прическе.
Я прищурилась и убедилась, что Ева-Мария не ошиблась.
– А известно, кто она?
Ева-Мария пожала плечами:
– Официально – нет, не известно. Но между нами… – Она подалась ко мне и понизила голос: – Я думаю, она одна из твоих прабабок, Джульетта Толомеи.
Меня настолько шокировало произнесенное ею имя – мое имя – и моя же догадка, которую я высказала в телефонном разговоре Умберто, что я выпалила:
– Как вы узнали?.. Что это моя прабабка, я имею в виду?
Ева-Мария чуть не рассмеялась:
– Но это же очевидно! Иначе зачем твоей маме называть тебя в ее честь? Кроме того, она мне лично говорила, что вы ведете свой род напрямую от Джульетты и Джианноццы Толомеи.
От ее уверенности я пришла почти в ужас. В голове образовался информационный смерч.
– Я и не знала, что вы были знакомы с моей матерью, – тихо проговорила я, гадая, отчего она не сказала мне раньше.
– Один раз она приезжала с визитом с твоим отцом, еще до свадьбы. – Ева-Мария помолчала. – Она была очень молода, моложе, чем ты сейчас. На празднике была сотня гостей, но мы весь вечер толковали о маэстро Амброджио. Именно твои родители рассказали мне все, что я сейчас говорю. Они были очень эрудированны, много знали об истории наших кланов. Как жаль, что все так обернулось…
Минуту мы молчали. Ева-Мария смотрела на меня с кривой улыбкой, словно зная, что у меня на языке раскаленным железом горит вопрос, но я не могла заставить себя спросить: кем ей приходится преступный Лучано Салимбени и что ей известно о гибели моих родителей?
– Твой отец считал, – продолжала Ева-Мария, нарушив неловкое молчание, – что маэстро Амброджио зашифровал в этой фреске целую историю, трагедию, о которой нельзя было открыто говорить. Смотри, – указала она на фреску. – Видишь маленькую птичью клетку на верхнем окне? Что, если я скажу тебе, что это здание – палаццо Салимбени, а человек, которого можно разглядеть внутри, – сам Салимбени, восседает на троне как король, и у его ног пресмыкаются люди, униженно умоляя ссудить их деньгами?
Почувствовав, что этот разговор причиняет боль Еве-Марии, я твердо решила не позволить прошлому разделить нас.
– Кажется, он у вас не в почете?
Она ответила с гримасой:
– О, это был великий
