name="font_palatino_linotype">ѣ съ тмъ смутно предчувствовалъ близость женитьбы и приглядывался къ знакомымъ двушкамъ. Но ни то, ни другое не удавалось: сочиненіе запуталось и потеряло привлекательность, ршиться жениться онъ не могъ ни на одной изъ тхъ, съ кмъ онъ видлся. Но узжать не зачмъ и некуда было изъ Москвы. Квартира была взята. И онъ жилъ не только скучая, но приходя понемногу въ отчаяніе отъ пустоты жизни. Изъ близкихъ людей у него въ Москв было два человка: одинъ молодой профессоръ химіи, другой совершенно противуположный ему, кутила адъютантъ. Онъ друженъ былъ съ нимъ съ дтства и потому общался съ нимъ. Семейство было только одно: двоюродная сестра, замужемъ за богатымъ празднымъ дворяниномъ, охотникомъ и хозяиномъ.
28-го Ноября, вставъ утромъ, онъ нашелъ на своемъ стол письма и телеграммы и одну повстку о томъ, что онъ назначенъ присяжнымъ въ судъ на сессію отъ 3 до 22 Декабря. Такъ ему было скучно и пусто, что онъ обрадовался этой повстк. По крайней мр было дло, которое надо длать и въ которомъ можно быть полезнымъ наврное.41
Въ послднее время, живя въ Москв, онъ былъ въ самомъ дурномъ дух. Онъ переживалъ ту обычную, переживаемую такъ или иначе каждымъ человкомъ нашего времени и нашего круга внутреннюю борьбу: зачмъ я живу? Что мн длать? Какъ употребить мою жизнь? Отвтъ, даваемый исповдуемой всми его окружающими религіей, не удовлетворялъ его, своего отвта не было, и была тоска, и надо было какъ нибудь заглушить ее. Онъ пробовалъ это. Прізжалъ его пріятель изъ Саратова – Предводитель. Они вмст ужинали, пили и даже поехали къ женщинамъ. Но не только не стало легче, но было еще скучне. Все было нелпо. И въ этой нелпости были виноваты вс, только не онъ. Онъ всего хотлъ хорошаго: хотлъ и равенства людей, и богатства всхъ, и нравственности всхъ, а все шло на выворотъ. И нельзя было ни сжиться съ этой нелпостью, нельзя было и жить среди нея.
Въ такомъ настроеніи онъ 3-го Апрля похалъ въ Окружный судъ.
**[ПЕРВАЯ ЗАКОНЧЕННАЯ РЕДАКЦИЯ «ВОСКРЕСЕНИЯ».]
Іоанна XI 25—26
Я есмь воскресеніе и жизнь.
«Что это какая нынче кореспонденція», подумалъ Дмитрій Нехлюдовъ, выйдя изъ своей спальни въ столовую и разбирая письма и бумаги, лежавшія въ столовой на накрытомъ блой скатертью стол рядомъ съ его приборомъ пахучаго кофея съ калачемъ, сухарями и кипячеными сливками.
– Заспалися, батюшка, тутъ человкъ дожидается, – сказала изъ другой двери вышедшая растолствшая
