произнес:
– Ну и лихо ты гостей встреваешь. По-но-жов-щик!
Последнее слово Святой Дух произнес через некие запинки, которые обычно появлялись в его голосе, когда он начинает злеть, как зверь.
Кэтэ попыталась вспомнить все, что ей говорила Хана. Ибо это по ее наущению вела сейчас к себе домой этого верзилу. Она еще точно не знала, что именно сотворит. Но ей надо было пообтесать его какими-то, по возможности, ласковыми или даже нейтральными словами, сбить с того поползновения, с коим он вышел на тропу, по которой Кэтэ стремила себя по своим многочисленным делам.
Мать, надеясь на смышленость сына, чуть прикрикнула на него:
– Дай нам поговорить! – и обратилась к Святому Духу: – Тебя как зовут?
– Леван, – чуть притупившись, ответил громила.
И Сосо действительно быстро сообразил, произнеся:
– А я думал, еврей какой нас грабить идет. Ведь одежа-то у тебя сплошь иудейская.
– За свои купил, – гнилозубо ощерился Святой Дух, вдруг разом став совершенно нестрашным.
И Сосо подумал, что врагу, как и дареному коню, все же не стоит смотреть в зубы. Что и так понятно, кто есть кто.
– Ну чего у вас тут случилось-приключилось? – вопросил Леван и, совсем по-хозяйски, словно в этом дворе был сто раз, стал спускаться в подвал.
И как только он там оказался, Кэтэ тут же накинула дверь на цепок, а вместо обыкновенной на тот час тут всегда лежащей палочки вставила ярмовую занозку, неведомо когда принесенную Бесо с какой-то своей пьянки. Кажется, именно ею перебили ему как-то ключицу.
Видимо, Святой Дух не сразу понял, что его обдурили. Он какое-то время ходил по подвалу, разговаривая сам с собой, потом крикнул:
– Ты тут посвети мне.
И только тогда Кэтэ поняла, что сотворила как раз то, чего меньше всего желала.
Но она боялась отрезвления Левана. То есть вхождения в себя, что ли. Когда он вдруг поймет или осознает, что тут совершенно не нужен, и – за ее такую, пусть и невинную, но проделку, – неведомо что сотворит по пьяни и дури. И тогда Кэтэ сказала сыну:
– Ты тут постой, а я – сейчас.
Она выскочила за улицу и зарысила в сторону дома Мошиашвили.
Хана все поняла раньше, чем – на сбивчивости – Кэтэ пробовала ей объяснить.
– Хорошо! – воскликнула она. – Ты – умница.
– Но что дальше делать? – взмоленно возвела Кэтэ глаза к небу.
– Ну это уже не твоя печаль. Главное, зверь заманен и надежно закрыт.
А Святой Дух действительно по-звериному бушевал. Он и ломился в дверь, и пытался, высадив стекла, вылезти через окно.
Но на нем жирно паутинилась решетка, которую тоже не удавалось сорвать.
– Выпусти меня отсюда! – орал он на Сосо. – Ведь раздавлю, как гниду.
– А я тебя сейчас, – загремел перед его носом спичками Сосо, – подожгу. Чтобы ты изжарился, как рождественский гусь.
– Не делай этого! –
