тяготеет к парности. Добро и зло. Радость и горе. Женщина и мужчина. Потому, если ты сейчас обозначил себе горизонты возможного, то постарайся заметить где-то того, кто занозой вонзится в твою судьбу и, может, даже нанесет ей какой-либо урон.
Но поскольку обо всем этом Володе думать, если признаться, вовсе не хотелось, он и оставил без внимания эту фразу, взамен сочинив свою, которая звучала так: «Пространство, оправленное в бесконечность, и есть время».
Говорят, родителей не выбирают, их чаще теряют.
И вот если бы все же выбор был, Володя непременно выбрал бы себе мать с отцом тех, которые у него были.
В них сочеталось что-то сугубо разное. Они как бы пришли из чуждого друг другу мира. Создали семью безропотного согласия. И продержались один подле другого ровно столько, чтобы неожиданно понять, что были созданы друг для друга.
Но это все случилось уже после того, когда своим вскриком Мария Александровна возвестит, что Ильи Николаевича больше нет.
Но дети… Куча детей. Вот они должны были стать знаком какой-то особенности, которая не только объяснит, но и оправдает все.
Пока же Володе внушено, что – по матери – его родовые корни уходят куда-то в неметчину.
Как-то, в неком споре, им неожиданно сказалось: «Когда силу приобретает бессилие, тогда становится понятно, кто ты».
Сейчас Ульяновы переживали вот эту самую полосу бессилия. Ибо всем было понятно: из Симбирска надо уезжать. И вовсе не потому, что на них многие стали смотреть как на изгоев. А что Володе нужно было продолжать образование. Поступать в университет.
Об учебе в столице речь можно не вести. Равно как и в Москве тоже. Оставалась Казань.
И вот сейчас, когда появилось в газете объявление, что по улице Московской назначена распродажа некого скарба и самого дома, и пошли к ним гужом люди – больше любопытные, которым хотелось увидеть мать, воспитавшую покусителя на царя.
А один старик, который даже пробренчал что-то на рояле, уходя, сказал:
– Ваш весь род извести надо, чтобы еще подлее чего не выкинули.
Но были те, кто понимали. И даже сочувствовали.
Одна гимназистка, исполнив на рояле Баха, незаметно для остальных пожала руку Володе и шепнула:
– Ты отомстишь за брата!
И по душе у Володи как бы прокатился некий огненный шар, который, поуменьшившись, постоял в подгорлье и тихо сгас, словно его вовсе и не было.
И именно тогда Володя подошел к матери и сказал:
– Знаешь, давай не будем продавать рояль. Пусть останется на память.
И он не уточнил, о чем именно.
Глава пятнадцатая
1
– В Казани живут за наказанье! – выкрикивал, как Ульянов чуть позже понял, сумасшедший. – В Казани – одни терзания.
– В Казани и – знания, – подрифмовался и Володя к названию города, в котором надлежало жить и сбывать свое,
