в стоге сена.
Вместе с тем, как брат Александра Ульянова, он не имел права далее оставаться в университете. Ибо в том, что их всех исключат, не было никаких сомнений.
И тут ему на память пришел тот самый парень с увертливыми глазами. Почему он не присоединился ко всем? Чего именно побоялся? Ведь все время был где-то рядом. А вот в ответственный момент растворился среди тех, кто ничем не рисковал.
Он – на ощупь – взял какую-то книгу. Не глядя ей в лицо, раскрыл. Уронил взор на текст и стал читать вслух:
– «Один ученый нашего времени, который к сожалению отвергает Евангелие, как-то раз высказался, что он никак не может понять, отчего произошло то, что какой-то распятый на Голгофе иудейский раввин мог победить и уничтожить греческих богов и римское могущество. Этого никогда не поймут и не могут понять неверующие; ибо слово о кресте и о Распятом будет всегда для одних глупостью, для других соблазном».
Он глянул на обложку книги.
«Страсти Христовы» и – особо отмеченный раздел «Беседы о страданиях».
Да, сегодня, вернее, может именно не в этот день, а в другие последующие, ему предстоит иметь эти беседы, сопряженные со страданиями.
Во-первых, надо обо всем, и как можно толковее, рассказать матери.
И хотя есть полная уверенность, что она поймет. Не может не понять. Вернее, не имеет права, потому как отлично знает – Володя никогда не успокоится, пока не…
Слово «отомстит» было почти неуместным.
Он, по возможности, продолжит то дело, которому присягнул Александр своей короткой, но яркой жизнью.
Ведомо ему и то, что бытие их семьи впрямую зависит от того, как дальше поведет себя он, уже втесавшийся в бунтарское месиво.
За окном гомонил ветер.
Где-то далеко одинокий голос пытался перекричать неприличное считать близким, пространство. Шуршали страницы.
Он ничего не искал.
Ему нужно было убить время. То самое время, которое никогда у него не было досужим. А сейчас оно нависло свинцовой тучею ожидания.
Ему на глаза попался томик Омара Хайяма, и он раскрыл его. И сразу наткнулся на искомое:
Много лет размышлял я над жизнью земной,
Непонятного нет для меня под луной.
Мне известно, что мне ничего не известно? —
Вот последняя правда, открытая мной.
Нет, Володе кое-что известно. Например, то, что в драке не стоит попадать под веселую руку.
Но он попал.
И не раскаивается.
Хотя душа щемяще занялась болью, и Володя не сразу понял, что его терзает именно она, потому-то старался чем-то отвлечься.
Вспомнил где-то прочитанный афоризм: «Любовь – это лодка для двоих, из которой, коли она дает течь, спасаются по одному».
Конечно, тут есть о чем поспорить.
Но это в другой раз, когда на душе не будет так тягомотно и тревожно.
И – опять же летуче, – чтобы только заполнить собой паузу в угрызениях, вспомнились где-то прочитанные,
