знакомство Ульянова с инспектором Потаповым.
И еще одно уловил Володя Ульянов, что не казалось с первого взгляда значительным, это разобщенность самих студентов.
Как-то он разговорился с одним малым с увертливыми глазами обо всем, что тут царит и процветает. И тот без обиняков сказал:
– Одни сюда пришли учиться. Это, как правило, те, кто думают, что в образовании счастье.
– Ну а вторые? – подторопил Володя.
– Это те, у кого папы люди весьма состоятельные, и они ходят в университет как на развлечение. Им все сходит с рук.
– И есть третьи? – поинтересовался Ульянов.
– Да! Это те, которые припожаловали под эти своды, чтобы хоть чем-то занять себя. Вот их-то как раз большинство.
О том, что бедным студентам в университете станет жить еще хуже, Володя вскорости убедился, прочитав вывешенный на доске объявлений приказ, в котором сообщалось, что плата за обучение подниматся чуть ли не в пять раз.
А буквально на второй день Ульянов заметил, как студенты терзают некую газету.
Она не переходит из рук в руки, а прямо, что называется, перелетает:
– Что там напечатано? – спросил он кого-то.
– Студенческие беспорядки в Москве, – ответил все тот же парень с увертливыми глазами.
Ульянов отделился от толпы и направился в классную комнату.
Нет, он не струсил. И вообще не смалодушничал. Он просто понял, что не должен мозолить глаза тем же «педелям», которые сейчас особо навострились, чтобы выловить зачинщиков вот этого студенческого восторга.
Он сел за свой стол, как вдруг увидел под стулом бумажку.
Поднял. На ней было написано: «Как один, встаньте за свои права! Боритесь!» Подписи не было.
Но одно можно было сказать определенно: это писали явно не студенты.
Значит, кто-то следит за настроением в университете.
Но – кто?
С этим вопросом он «укутался», если так можно выразиться, в скучную лекцию, которую читал чахленький, почти безжизненный профессор, фамилию которого Володя до сей поры не усвоил. А в полдень чей-то зычный голос провозгласил:
– Студенты! На сходку.
– Куда? – послышалось несколько вопрошающих воплей.
– В актовый зал.
И тут Володя совершенно забыл о той самой осторожности, о которой часом раньше думал с трезвой определенностью.
Теперь его несла на второй этаж, где располагался актовый зал, некая сила, ни объяснить, ни понять которую было невозможно.
Сгрудились у дверей актового зала, которые оказались запертыми.
– Что делать? – вопросил кто-то из менее решительных.
– Ломать! – кажется, не своим голосом, но приказал, именно приказал, Ульянов.
И тут же двери, под напором охваченных азартом тел, с треском распахнулись.
Запахло прахом раненого дерева.
И
