писем, а он уже не описал ей «Севильского цирюльника» – ее любимую оперу. А теперь он сообразил, что и из Лоншана ушел ни с чем – сообщить Кларе было нечего. Поэтому он остался и даже, чтобы ничего не забыть, стал прилежно делать заметки в блокноте.
На его страницах не было замечаний мадам Нуаро о стиле Клары или отсутствии такового. Он решительно выбросил их из головы. По крайней мере он так думал. Оказалось, что они все остались в памяти, как будто портниха вшила их ему в мозги.
Когда он в последний раз видела Клару, та была в глубоком трауре по бабушке. А ее стиль… Да черт с ним, со стилем! Она страдала! И ей было все равно, отвечает ее траурное платье последним веяниям моды или нет. Она очень красива, сказал себе герцог, а красивая девушка может носить все что угодно. Ему все равно. Он ее любит такой, какая она есть, и так было с тех пор, как он себя помнит.
Но если бы Клара одевалась так, как приведшая его в ярость портниха…
Эта назойливая мысль поселилась в его мозгу и помешала насладиться последними сценами спектакля. Мысленным взором он видел Клару, великолепно одетую, не обращающую внимания на восхищенные мужские взгляды и завистливые женские… Еще он видел себя, гордого обладателя этого шедевра. Все мужчины мечтали оказаться на его месте.
Потом герцог осознал, о чем думает, и досадливо поморщился.
– Черт бы ее побрал, – пробормотал он. – Эта ведьма отравила мой разум.
– В чем дело, друг мой?
Кливдон обернулся и увидел Гаспара Арондуила, который смотрел на него с искренним участием.
– Скажи, действительно ли имеет значение, во что женщина одета? – спросил герцог.
Глаза француза изумленно округлились.
– Бог мой, конечно!
– Так мог ответить только француз, – заключил Кливдон.
– И я тебе объясню почему.
Спектакль закончился, но разговор об одежде продолжался. Арондуил призвал на помощь подкрепление, и французы обсудили проблему со всех возможных философских точек зрения. Вероятно, поэтому герцог и заметить не успел, как они добрались до игорного дома Фраскатти.
Там группа разделилась – мужчины направились к разным столам, где уже шла игра.
Вокруг стола для игры в рулетку было, как всегда, многолюдно. Мужчины окружили его плотным кольцом в три ряда. Женщин Кливдон не заметил. Но когда он стал медленно обходить стол, стена из мужских тел вокруг стола стала тоньше.
И мир перевернулся.
Герцог увидел знакомую спину. Ее прическа снова показалась ему слегка небрежной, как будто лишь минуту назад она находилась в объятиях любовника. Несколько тугих темных завитков упало на шею. Непослушные локоны притягивали мужские взоры, заставляли их скользить по совершенным плечам и изящным рукам. На мадам Нуаро было рубиново-красное платье, шокирующе простое и со смелым декольте. Кливдон пожалел, что у него нет знакомого художника, способного запечатлеть эту восхитительную картину на полотне.
Он
