style="font-size:15px;"> Каким образом нам досталась эта квартира, я понятия не имела, но мама изредка упоминала дедушку с ее стороны. И вроде бы все это досталось от него – равно как и мой ум, который не мог перейти ни от нее, ни от отца, поскольку оба родителя были одинаково безмозглыми.
Что ко мне перешло от отца, я не знаю; возможно, он все-таки действительно убил собутыльника и НикитОй я себя чувствовала не зря.
А красоту мне дала мама; в ней не было вообще ничего, кроме красоты.
Как я поняла с определенных пор, мама вообще могла стать актрисой. Правда, не глубокой, типа Скарлетт Йоханссон, а пустышкой вроде крашеной дуры Монро.
Но мама была столь глупа, что не стала даже актрисой.
Моя красота отличалась о маминой.
Мама напоминала хорошо напомаженную, отбеленную и обработанную миндальным пилингом куклу в ровненьких кудряшках.
А меня один из партнеров однажды назвал мрачной и почти трагической, хотя черты были теми же самыми.
Разумеется, мама ни о чем таком не задумывалась.
Свою красоту она использовала простейшим образом.
То есть, будучи женщиной здоровой и почти молодой – поскольку меня родила в девятнадцать лет, то есть находилась на середине четвертого десятка – непрерывно меняла поклонников.
Вернее, сожителей, которые появлялись у нас.
Если учесть, что все жили в одном помещении, то сильно распространяться о некоторых особенностях моей жизни не стоит.
Размеры нашей комнаты позволили до некоторой степени обособляться.
Мне выгородили двумя шкафами бессветный закуток у входа – справа от двери в углу.
Там поместились письменный стол с компьютером и кушетка, на которой я спала, большего не требовалось.
Я могла проскользнуть к себе и выбраться обратно незамеченной для большей части комнаты, у себя меня не было видно и я тоже не видела ничего.
Но шкафы, естественно, не доходили до потолка, и поэтому я слышала все: и разговоры и брань и ритмичный скрежет кровати и стоны.
Мама меня не стеснялась: в постели с мужчиной она забывала обо всем.
К тому же она выпивала – немного, но регулярно. Должно быть, общая любовь к спиртному в свое время свела их с отцом.
Ни один приходящий «отчим» не задерживался у нас дольше, чем на полгода.
Каждый из них, несмотря на ее очевидные внешние и внутренние достоинства, стремился найти женщину с более пригодными жилищными условиями – или хотя бы без детей.
Маму это не напрягало.
Она любила новизну, а один и тот же мужчина надоедал так же, как единственная пара туфель.
Но когда я сделалась старше, то стала ей мешать. Это я ощущала чем дальше, чем сильнее.
Причем речь шла не о том, что мама начала меня стесняться. Все обстояло совсем наоборот.
Я стала мешать ей как женщина женщине.
Ведь, как уже говорила, развиваться я стало рано.
