твой дядя позволит нам туда приехать и почитать эти книги?
– Пока он здесь, наверное, проблем не будет.
– Я ни разу в жизни не видела бумажной книги, – прошептала Слинни.
– Я тоже, – ответил Иеронимус.
Они снова посмотрели на титульную страницу.
– Когда твой дядя это перевел? – спросила Слинни.
Иеронимус улыбнулся.
– Лет двадцать назад. Он тогда еще учился в школе. Чуть ли не первый его перевод. Когда я сказал, что нам с тобой задали реферат по «Шальному древоволку», дядя очень удивился. Он эту книгу знает вдоль и поперек, и вот предложил, если мы хотим как следует повеселиться и сделать действительно классный реферат, взять самую что ни на есть оригинальную версию, которую он сам перевел по первому бумажному изданию двадцать первого века.
– Бумажное издание… – мечтательно вздохнула Слинни. – Потрясающе! Он знает, как это – читать книгу, в которой слова напечатаны на листках бумаги…
– Наверное, это как если бы дождь пошел на Луне, – отозвался Иеронимус.
Они уставились на висящие в воздухе две страницы текста. Вариант Слинни казался простеньким, коротким и неинтересным по сравнению с тем, что парил перед Иеронимусом. Там шла речь о вещах, которых они до конца и понять-то не могли, и казалось, предложения и абзацы написаны не столько ради содержания, сколько ради красоты самого текста, ради звуков и образов, которые возникают при чтении.
В дядином переводе было в три раза больше страниц. Встречались целые главы и персонажи, которых не было в современной версии. Чем внимательнее сравнивать два варианта, тем более пресным и плоским казался второй, стандартный. Слинни заметила идиоматическое выражение, которого не существовало во время написания книги, – оно возникло лет на сто позже. Работа по сравнению двух текстов, начавшись как увлекательная детективная игра, быстро переросла в трагическое осознание культурной и интеллектуальной потери.
– Дядя говорит, самое важное – даже не физическое состояние бумажных книг, а постепенная утрата их смысла с течением времени. Язык ведь меняется, сокращается словарный запас, и для новых поколений многое в литературе становится недоступным.
– Происходила своего рода утечка слов и смысла, и вот издатели, вместо того чтобы защищать первоначальные тексты, стали их слегка «дорабатывать» для нового поколения. Книги сокращали, втискивая в рамки тупого лексикона. Сначала вымарывали отдельные слова, потом целые абзацы. Потом стали урезать прямо страницами. К тому времени бумажных книг уже не печатали, а компьютерный текст редактировать легче – хоть половину выброси, никто и не заметит. Да никто особо и не интересовался. И сейчас не интересуется. Нам с тобой интересно, потому что мы в классе для одаренных, а вот все эти, которых сейчас вели на собрание? Будет им хоть чуточку любопытно, что в оригинальной версии «Шального древоволка» триста сорок девять страниц,
