вот они уже идут по залитой кровью улице, хлюпая сапогами по грязи и оседающей пыли, и повсюду кровь цвета коралловых рифов – и в ушах стоит гулкий шум, подобный ропоту морского прибоя.
Когда в голове перестало греметь, а сквозистая поволока порохового дыма рассеялась, кареглазый обнаружил себя стоящим в тусклом свете луны, вдыхая остывший воздух с сильным металлическим привкусом крови, навоза, гари, пота и мочи, а запыленный ветер носился над поляной, где лежали трупы застреленных людей – пыль застелила кровоточащие тела, улицу и дома. Кареглазый разверст массивные веки, и зыбкие зрачки его, подобно первым людям, покинувшим темные пещеры его глаз, были наги и беззащитны перед светом, который не был солнечным. С пустой короткоствольной винтовкой в чужих трясущихся руках он возвышался над телом женщины, которую не помнил, как застрелил. Горбоносый стоял у дома и ногтем выковыривал дробинки из потрескавшейся доски, Джон Авраам стоял, оглядываясь как во сне, будто воскресший из мертвых. Длиннолицый равнодушно перешагивал через тела застреленных темнокожих и лошадей, застывших в различных позах. Проверяя, достаточно ли они мертвы. Из убогого глинобитного жилища у дороги выбежал полуголый мужчина с ружьем, прокричав иноязычную тарабарщину и целясь в кареглазого, стоящего над трупом женщины, кареглазый поднял руки, но мужчина тут же сам получил пулю в шею от длиннолицего. Кареглазый дрогнул и застыл.
Ты ему свинца влепил по самое не хочу, сказал длиннолицый, похоже, самому себе. Он сплюнул и переступил через хрипящую лошадь. Бедная тварь египтяне люди а не бог и кони их плоть а не дух. Он выстрелил в лошадь, и в воздух выплеснулся фонтанчик черной крови.
Шурша на ветру и преобразуясь в новый узор, по земле катились, блестя в свете ущербной луны, сухие листья среди почерневших неподвижных тел, чья кровь, словно корни, уходила глубоко в обезвоженную землю. Кареглазый посмотрел под ноги, убитая женщина невидяще смотрела на него.
Негостеприимный тут народец, сплюнул длиннолицый.
Следующие полчаса они тыкали и выворачивали землю единственной лопатой, передавая ее из рук в руки, как бутылку, которую распивали. Женщину они погребли и поставили ей самодельный крест из куска веревки и двух палок.
Длиннолицый любовался тем, как опадает листва с деревьев.
Горбоносый глянул на кареглазого отстраненно, шагнул, сплюнул и, сняв шляпу, пробормотал, что они в этом мире ничто. Только гости, скитальцы, изгнанные проповедники собственного мировоззрения, которое отвергнуто и стало апокрифическим, мы никому не нужны, наши имена под запретом к произношению, жизнь наша напрасна и дела тщетны. Все плюют на нас, мы движемся к забвению, нам суждено сделать то, что мы сделаем и пережить то, что должны пережить, но мы хозяева своему взгляду на мир, мы как тени, отброшенные тенями, господи, сопроводи нас, чтобы мы никогда не встретились, ни в этой жизни, ни
