обменялись взглядами, говорившими о том, что они уже слышали эту фразу раньше.
– Возможно, нам следует продолжить разговор в более официальной обстановке, – сказал Эйгенграу, кивая офицеру, который достал наручники. – Не смотрите так печально, мистер Пинфилд. Просто небольшой публичный театр. Половину Пелфии уже арестовывали. Никто не возражает. Это всего лишь еще один способ увидеть свое имя в газетах. А теперь, если хотите устроить сцену, я бы посоветовал вам подождать, пока мы не окажемся на улице. Нет смысла кричать до хрипоты там, где этого никто не услышит. Офицеры будут рады избить вас, чтобы усилить драму, если пожелаете.
Почувствовав внезапное и всепоглощающее онемение в груди, Сенлин вытянул вперед запястья. Он смотрел, как на них надевают кандалы, тяжелые и холодные. По мере того как он наблюдал за затягивающимися винтами, его руки, казалось, становились все более далекими. Окружающий мир отступал. Он увидел свою макушку так, словно стоял на собственных плечах и смотрел вниз. Гостиничный номер уменьшился до размеров ящика письменного стола. Кровать походила на лист бумаги. Солдаты были такими же маленькими, как перья, скрепки и монеты. Ящик-комната постепенно закрывался, и темнота впилась в Сенлина.
– Прошу прощения, – произнес молодой дрожащий голос.
Сенлин поймал себя на том, что его дрожащие колени вот-вот подогнутся. Он сделал глубокий вдох, и комната опять проступила вокруг.
Молодой коридорный в дверях выглядел немного испуганным, но в то же время взволнованным столь экстравагантной сценой. Он стоял по стойке смирно в малиновой ливрее, держа в руках сервировочное блюдо с крышкой.
– Я принес завтрак мистера Пинфилда. И еще письмо.
– Иди сюда, парень, – сказал генерал.
Коридорный обошел офицеров, которые даже не пытались подвинуться.
Поискав свободное место, чтобы поставить поднос среди разбросанной как попало одежды и газет, коридорный в конце концов водрузил его на шаткую стопку бумаг. Он приподнял куполообразную крышку, явив взглядам два слабо поджаренных тоста без ничего, чашку с теплой водой и дольку лимона. На втором блюдце лежало внушительного вида письмо.
Взяв письмо, генерал обратил внимание на скудный завтрак арестованного.
– Надеетесь покарать ленточного червя, мистер Пинфилд? – спросил он со смешком. Потом дал юноше несколько монет и повернулся лицом к закованному в кандалы постояльцу. – Поскольку сейчас у вас нет такой возможности, позвольте мне… – Эйгенграу уже сломал печать и начал читать письмо, как вдруг его голос затих.
Когда он снова поднял голову, в его глазах был совсем другой свет.
– Да, теперь мы можем это снять, – сказал он тому же офицеру, который запирал оковы.
Замешательство лишь самую малость ослабило облегчение, захлестнувшее Сенлина.
– Похоже, у вас сегодня есть кое-какие дела, мистер Пинфилд, – сказал Эйгенграу,
