мой по-прежнему пребывал в оцепенении и большей частью в забытьи. Я использовал бледную тень своей былой находчивости, чтобы решить эту проблему. Обнаружив, что ни восстановить струну, ни добыть новую не получится, я сел и принялся учиться играть на шести струнах.
Через оборот я играл на шести струнах почти так же хорошо, как и на семи. Три оборота спустя я пытался сыграть «Пережидаю дождь», и тут лопнула вторая струна.
На этот раз я не колебался. Я снял бесполезную струну и принялся учиться играть заново.
На середине «Жатвы» порвалась третья. Потратив почти полдня на бесплодные попытки, я понял, что три порванных струны – это уже слишком много. Поэтому я собрал в потрепанный мешок затупившийся ножичек, полмотка бечевки и Бенову книгу. Вскинул на плечи отцовскую лютню и пошел куда глаза глядят.
Я пытался мурлыкать «Снег, падающий вместе с осенней листвой» или «Мозолистые пальцы и лютня с четырьмя струнами», но это было совсем не то, что играть.
Я намеревался найти дорогу и пойти по ней в город. Я понятия не имел, далеко ли до дороги или до города, и в какую сторону надо идти, и как они могут называться. Я знал, что нахожусь где-то в южном Содружестве, но точное местоположение было погребено вместе с другими воспоминаниями, которые мне откапывать особо не хотелось.
Погода помогла мне сделать выбор. Прохладная осень готова была смениться зимними холодами. Я знал, что на юге теплее. И потому, за неимением лучшего, я повернулся левым плечом к солнцу и постарался пройти как можно большее расстояние.
Следующий оборот был пыткой. То немногое из еды, что я захватил с собой, скоро кончилось, и мне приходилось останавливаться и добывать себе пищу. В некоторые дни я не мог найти воды, а когда находил, мне не в чем было взять ее с собой. Неприметная тележная колея вывела меня на дорогу побольше, а та – на другую, еще более наезженную. Я до пузырей стер ноги башмаками. По ночам временами бывало жутко холодно.
По дороге попадались трактиры, но я разве что пил иногда из конских колод, а так обходил их подальше. Попадались мне и маленькие городки, однако мне нужен был настоящий город. Откуда у крестьян струны для лютни?
Поначалу, услышав грохот телеги или конский топот, я, хромая, отходил в сторону и прятался у дороги. Мне не приходилось говорить с людьми с того вечера, как убили мою семью. Я был куда ближе к дикому зверю, чем к двенадцатилетнему мальчишке. Но в конце концов дорога сделалась слишком широкой и наезженной, и я проводил больше времени прячась, чем идя вперед. И я наконец-то решился не обращать внимания на проезжих, и с облегчением увидел, что на меня почти никто не смотрит.
Однажды утром я провел в пути меньше часа, когда услышал, что сзади меня догоняет телега. Дорога была достаточно широкой, чтобы по ней могли рядом ехать две телеги, но я все равно отошел на траву на обочине.
– Эй, малый! – окликнул меня грубый мужской голос. Я не обернулся. – Слышь, малый!
Я, не оглядываясь, отошел подальше в траву. И встал,
