все неудачно выразился. Вы уж извините за то, что утром было. Я просто не подумал.
– Д-да нет, – поспешно выдавил Хронист, – это все я, это была моя вина, вы извините…
Баст покачал головой.
– Это просто застало вас врасплох, но вы же всего лишь попытались меня связать. – На лице у него появилась болезненная гримаса.
– Не то чтобы это было приятно, надо сказать. Это все равно как тебя между ног пнули, только по всему телу. Тошнит, и слабость страшная, но это всего лишь больно. Не то чтобы вы на самом деле меня ранили. – Баст выглядел смущенным. – Ну а я-то не просто ранить вас собирался. Я бы и убить мог прежде, чем остановился и задумался.
Прежде чем повисла неловкая пауза, Хронист сказал:
– Как насчет поверить ему на слово, что оба мы безмозглые идиоты, и дело с концом?
Он улыбнулся вымученной улыбкой, которая, однако, была искренней, невзирая на обстоятельства. И протянул руку:
– Мир?
– Мир.
Они обменялись рукопожатием, куда более дружеским, чем прежде. Когда Баст протягивал руку через стол, рукав у него задрался, обнажив расцветающий на запястье синячище.
Баст стыдливо одернул манжету.
– Это когда он меня перехватил, – поспешно сказал он. – Он куда сильнее, чем выглядит. Только ему не говори. А то расстроится, а толку?
Квоут вышел через кухню и затворил за собой дверь. Оглядевшись по сторонам, он как будто удивился, что на дворе теплый осенний день, а вовсе не весенний лес из его истории. Поднял за ручки плоскую тачку и покатил ее в лес за трактиром. Под ногами шуршала палая листва.
Неподалеку от трактира в лесу стояла сложенная на зиму поленница. Множество дубовых и ясеневых поленьев образовывало высокие, кривые стены, тянущиеся между стволами деревьев. Квоут кинул два полена в тачку – тачка откликнулась приглушенным барабанным громом. Еще два полена. Движения его были точными, лицо бесстрастным, взгляд отсутствующим.
Чем дольше Квоут нагружал тачку, тем медленней он двигался, будто машина, у которой кончался завод. Наконец он остановился вовсе и на целую минуту застыл камнем. И только тогда выдержка ему изменила. Рядом никого не было, никто его видеть не мог, и все же он спрятал лицо в ладонях и заплакал беззвучно, содрогаясь всем телом от тяжких, немых рыданий.
Глава 18
Пути в безопасные места
Быть может, самая важная способность нашего разума – это способность справляться с болью. Классические мыслители учат нас, что у разума есть четыре двери, которые всякий открывает в соответствии со своей нуждой.
Первая дверь – дверь сна. Сон дает нам убежище от мира и всех его страданий. Сон подчеркивает ход времени, помогая отстраниться от того, что причинило нам боль. Раненый человек часто теряет сознание. Подобным же образом человек, услышавший горестную весть, часто падает в обморок. Так разум защищается от боли, уходя через первую дверь.
Вторая дверь
