сквозь подлесок, я же производил больше шума, чем раненый вол, тянущий перевернутую телегу.
Мы довольно долго брели в уютном молчании, пока я не остановился поглазеть на цветок. Он тихо подошел и встал у меня за спиной.
– Желтобородник, – сказал Лаклит. – Вон, по исподке видно.
Он протянул руку и осторожно погладил нижнюю часть листа. Действительно, на бороду похоже… Я кивнул.
– А это вот ива. Если пожевать ее кору, она умеряет боль.
Кора была горькая и слегка хрустела на зубах.
– Это вот чесоточник, не трогай его листья.
Я не стал их трогать.
– А это воронец. Ягодки можно есть, когда они красные, но зеленые или желтеющие не трогай ни в коем случае. А если хочешь ходить бесшумно, ноги надо ставить вот так.
У меня быстро заныли икры.
– А вот так можно тихо раздвигать ветки, чтобы не оставлять следов. Вот так можно определить, где сухие дрова. Вот так можно спрятаться от дождя, когда нечем укрыться. А это отчекорень. Есть его можно, но он противный на вкус. А вон то, – он указал пальцем, – прямичник и рыженица, их никогда не ешь. А вот это растение, с маленькими шишечками, – это буррум. Его можно есть, только если ты наелся чего-то вроде прямичника. От него тебя вывернет наизнанку. А вот так делается силок, в котором кролик останется жив. А вот так – силок, который кролика придушит.
Он завязал веревку петлей – сперва так, потом этак.
Глядя, как его руки управляются с веревкой, я осознал, что это уже не Лаклит, а Абенти. Мы с ним ехали в фургоне, и он учил меня завязывать морские узлы.
– Узлы – интересная штука! – говорил Бен, не прекращая трудиться. – Узел может быть самым прочным, или, наоборот, самым слабым местом веревки. Все зависит только от того, хорошо ли он завязан.
Он поднял руки, показывая мне немыслимо сложный узор, растянутый у него между пальцев.
Глаза у него блеснули:
– Вопросы есть?
– Вопросы есть? – спросил отец. Мы рано остановились на ночлег, из-за того что встретили серовик. Отец сидел и настраивал лютню: он наконец-то собирался сыграть нам с матерью свою песню. Мы же так долго этого ждали… – Вопросы есть? – повторил он, прислонясь спиной к громадному серому камню.
– А почему мы останавливаемся у путеводных камней?
– В основном по традиции. Но некоторые говорят, будто они отмечают старые пути…
Голос отца изменился и превратился в голос Бена:
– Безопасные пути. Иногда пути в безопасные места, иногда безопасные пути, ведущие навстречу опасности. – Бен протянул руку к камню, словно чувствуя жар пламени: – Но в них есть сила. Лишь глупец станет это отрицать.
А потом Бен исчез, а стоячих камней сделалось много. Куда больше, чем я прежде видел в одном месте. Я стоял в центре двойного круга камней. Один камень лежал поперек двух других, образуя
