Ильича Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Буквально в двух словах.
– А, это легко! – Ледогорова просияла. – Это о критике империализма.
Евгений оторопел.
– Империализм это очень, очень плохо, – проникновенно заявила Лидия Александровна.
Евгений вскочил:
– Да вы издеваетесь, что ли, надо мной?
– Нет, а что?
– А то, что ситуация из серии «какого цвета учебник»! Если бы вы хоть раз его открыли, то увидели бы, что не империо-, а эмпириокритицизм.
– Ах вон как… Но империализм же все равно нехорошо?
– Да господи!
Евгений пробежался вдоль доски, злясь то ли на себя, то ли на соискательницу, то ли на основоположников за то, что много и плодотворно работали, а теперь их труды никто не хочет понимать.
– Ну, пожалуйста-пожалуйста! – взмолилась Ледогорова. – Зинаида Константиновна обещала, что вы поставите!
Он отмахнулся:
– Я и так пошел вам навстречу, задал простейший, азбучный вопрос.
– Послушайте, но у меня действительно нет времени к вам кататься.
– Тем более не нужно тратить его на напрасные поездки! – рявкнул Евгений. – Я же вам ясно сказал – готовьтесь.
– У меня просто мозг ломается от этой вашей науки… – упавшим голосом проговорила Ледогорова. – Как открою учебник, так дым из ушей сразу идет.
– Помнится, я вам и в этом помощь предлагал. А вы зачем-то Ануфриеву приплели…
Лидия Александровна энергично замотала головой:
– Нет, нет, я ни о чем не просила, просто Зинаида Константиновна очень за меня переживает.
Евгений хотел удержаться, но не смог:
– А она не переживает, что допускает к самостоятельной научной работе человека, сломавшего, как вы говорите, мозг на самых азах философии?
– За это не волнуйтесь, – Ледогорова встала и резким мужским жестом одернула пуловер, – что ж, если упрашивать вас бесполезно…
– Бесполезно, – буркнул Евгений, стараясь не смотреть на ее небольшую высокую грудь.
– Тогда я пойду. Всего хорошего.
Он долго смотрел, как она быстро уходит по длинному коридору, на ходу накручивая свой шарф, длинный, как шлейф. Когда дверь на лестницу закрылась за ней, Евгений отправился в туалет курить, недоумевая, почему он вроде бы поступил как честный человек и принципиальный преподаватель, а на душе такое чувство, будто опозорился.
До следующей пары оставалось еще полчаса, и он, позвякивая в кармане своими богатствами в размере ноль рублей тридцать копеек, отправился в столовую.
Первое, что он увидел, войдя в низкий зал, пропахший котлетами, был знакомый шарф. Ледогорова стояла в очереди вместе с парнем совершенно былинного вида. Лицо его показалось Евгению знакомым, и, кажется, он сам тоже пробудил в молодом богатыре
