массовые смерти – явление обыденное, то… жди «бунта на корабле»…
Крайне критично высказывались в адрес Барклая Н. Н. Раевский с Д. С. Дохтуровым, причем, последний и вовсе говорил о нем как о человеке глупом.
Казачий атаман Платов после сдачи Смоленска явился к Барклаю в простом плаще, заявив, что никогда больше не наденет русского мундира, «так как это стало позорным». Этот невероятно сметливый и хитрющий предводитель казачьей вольницы и «немного пьянюга» (по определению всех хорошо знавших его армейских офицеров; не секрет, что любил атаман «поднять градус» с помощью «пяти капель» – их литраж нам не известен – лечебной кизлярки/горчичной) явно начал «перегибать палку» и Барклай даже написал царю: «Генерал Платов… облечен слишком высоким званием, которому не соответствует по недостатку благородства характера. Он эгоист и сделался крайне сибаритом… было бы счастьем для армии, если бы Ваше Императорское Величество соблаговолили найти благовидный предмет, чтобы удалить его». Очень скоро Барклай сам найдет повод «удалить его».
Сказывалось и отсутствие единоначалия: Барклай-де-Толли, хотя и занимал пост военного министра, не являлся главнокомандующим всеми вооруженными силами и формально имел в своем подчинении лишь 1-ю армию. Александр I медлил с назначением главнокомандующего. Считается, что условия соблюдения секретности не позволяли Барклаю указать своим оппонентам, что он действует по плану, утвержденному самим царем. Лукавый («в 33-й степени») государь, в свою очередь, тоже молчал, видя, что отступление вызывает осуждение в обществе.
Настроения армии того времени позднее ярко отобразил великий русский поэт М. Ю. Лермонтов, передав их словами ветерана:
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали…
…Между прочим, рассказывали, что дело дошло до курьеза! Было замечено, что солдаты отступающей русской армии, проходя мимо верстовых столбов и читая на них оставшееся расстояние до Москвы, все больше и больше негодовали. Дабы хоть как то снизить накал недовольства среди армейских низов, было решено в спешном порядке убрать все верстовые столбы с тракта на Москву…
Недовольство в русской армии росло не по дням, а по часам. Не привыкли русские войска так долго отступать, как следует не помахавшись с врагом в открытом поле. Подобно опавшим осенним листьям зашелестели по армейским рядам анекдоты и песенки, зло высмеивающие Барклая. Все чаще говорили об умышленном отступлении и об «измене» «немца» и «чухонца» Барклая: простые солдаты по-своему относились к Барклаю-де-Толли – они, с легкой руки грузина Багратиона, называли его «болтай, да и только». Как-то подъехав к солдатскому биваку, на дежурный вопрос – «Хороша ли каша?» – Барклай получил многозначительно дерзкий ответ: «Хороша, да не за что нас кормят…» Дальше – больше: проезжая мимом одного из полков, он услышал
