генералитета. Ходили ведь разговоры о О. Паулуччи (назначенного начальником штаба 1-й Западной армии), которого штабные «крысы» «съели и не поперхнулись» за несколько дней, и он просто не успел стать «козлом отпущения».
Так или иначе, но Александр I умело отвел недовольство и первые удары общественного мнения от истинных творцов отступательной стратегии, то есть от Барклая и… естественно, себя любимого. Правда, только на небольшой промежуток времени.
А дальше, вот что произошло…
Глава 16. Главный «виновник» всех бед… «чухонец» или, незавидная доля Барклая!
Дело в том, что покидая армию и, дав устное (в этом внутриполитическом «маневре» весь «бабушкин любимый внук Сашенька»; кстати, не брезгуют этим и современные «сильные мира сего» из управлеческого «бомонда» РФ – не будем указывать на них пальцем!) поручение Барклаю далее продолжать отход, Александр I по сути дела оставил командующего 1-й армией один на один с амбициозно-агрессивным генералитетом. Он стал следующим объектом для критики, еще более сильной, чем в отношении Фуля. Именно дальнейшее претворение в жизнь отступательной стратегии в ходе боевых действий, особенно после соединения двух армий (Барклая и Багратиона), послужило мощным толчком для возникновения в армейских рядах уже настоящей военной оппозиции.
Символично, что если развенчание дрисской затеи Фуля проводилось в узком кругу придворной и штабной сферы под присмотром императора, то в акции против военного министра оказались втянутыми уже широкие слои офицерского корпуса.
Случилась она в ходе всех вышеописанных боев под Смоленском. Тогда операции на подступах к нему и во время ретирады из него проводились, мягко говоря, весьма «деструктивно» (по определению В. М. Безотосного). По сути дела, русское командование спасло тогда знаменитое русское «авось, пронесет!» Причем, это уже не была простая критика. Процесс уже не поддавался контролю со стороны российского монарха из—за его отдаленного пребывания и грозил принять опасные черты.
Первопричиной конфликта в армейских верхах стал профессиональный аспект. Проще говоря, ЗАВИСТЬ, причем, замешанная на море пролитой крови – своей и чужой! Не секрет, что полководческая слава «куется», в том числе, и на солдатских смертях… «бесчисла»!
Впрочем, не только одна профессиональная зависть наложилась на создавшуюся ситуацию.
Военный министр Михаил Богданович Барклай-де-Толли еще со времен его моментального «вертикального» карьерного взлета в 1809 – 1810 гг. вызывал постоянное раздражение среди высшего генералитета (Багратион, Беннигсен, Дохтуров, Милорадович и др.), особенно у представителей горделивой российской аристократии (многочисленные братья Голицыны, Остерман-Толстой и др.). Причем, военачальники – все как на подбор –
