и экспорт каучука из страны, обучать молодую камбоджийскую армию, активно участвовать в работе правительства и министерств? Однако вслух свои мысли журналист высказывать не стал, боясь оскорбить патриотические чувства друга. Он знал, как сильно кхмеры гордятся падением французского протектората.
В этот момент в гостиную вошла Бопха.
– Отец, я погуляю немного по городу с Вадимом, – сказала она.
– Конечно-конечно, дорогая, – кивнул профессор. – И купи мне вечернюю газету, пожалуйста.
– Обязательно, – пообещала девушка и выпорхнула из комнаты.
– Главное сокровище моей жизни, – вздохнул Сэтхи, глядя вслед дочери. – В ней весь смысл моего существования. Сейчас я мечтаю о том, чтобы она нашла себе достойного мужа…
К четырем часам вечера жара постепенно начала спадать. Вадим и Бопха вышли из профессорской виллы и побрели вдоль узкой улочки, по обеим сторонам которой стояли похожие друг на друга двухэтажные особняки, утопающие в зелени садов. Нум Сэтхи жил в центральной части Пномпеня, недалеко от огромного Олимпийского стадиона.
– Ты очень хорошо говоришь по-французски, прямо как француженка, – сказал Вадим (они быстро и незаметно перешли на «ты»). – Где ты так выучила язык?
– Я учусь в Сорбонне. Уже второй год, на историческом факультете. Приехала сюда на месяц, потом опять уеду учиться.
– Здорово. И как тебе там, нравится?
– Да, там хорошо, – задумчиво протянула Бопха. – Учиться интересно, а Париж очень красивый и романтичный город, но…
Бопха вдруг замолчала. Вадим с трудом сдерживался, чтобы постоянно не смотреть на нее: девушка обладала по-настоящему магической красотой. Большие миндалевидные глаза, черные как смоль вьющиеся волосы, полные и чувственные губы, стройная точеная фигура – она была похожа на какую-то диковинную азиатскую принцессу из другого мира, загадочного и экзотического мира Востока, который Вадим только-только начинал познавать.
– Что ты хотела сказать? – спросил Вадим.
– Понимаешь, отец хочет, чтобы я жила там, в Европе. Поэтому он и решил дать мне европейское образование, прививает любовь к западной литературе. Мы даже дома часто общаемся на французском, поэтому я по-кхмерски даже говорю хуже. Но я хочу жить здесь. Здесь жили мои предки, моя мама…
– Похоже, у твоего отца какие-то недобрые предчувствия по поводу будущего Камбоджи.
– Да, в этом-то все и дело, – вздохнула Бопха. – В последнее время он только и говорит о политике. Странно, раньше он политикой почти не интересовался. После смерти мамы он вообще сильно изменился, мне иногда очень жаль его.
Вадим и Бопха вышли на широкий шумный проспект и направились на восток, к реке. Городская жизнь здесь била ключом. По проезжей части тарахтели мотоциклы и автомобили, торговцы зазывали посетителей в свои лавки и магазины, уличные повара жарили какую-то непонятную,
