дерево с костью сочеталось, как в мастерской пьяного скульптора, хотя прочность невероятная. Повертелся, а их там кладбище: с челюстями вытянутыми и широкими, с шерстью тигриной, медвежьей, львиной, на руках и ногах когти, возле суставов пласты древесные, кора дубовая свисает на сухожильях. – Meine Mutter ist Deutsche, клянусь, это такие люди… Нет, побольше… – прикинул, примерял к стопе ботинок, футов на шесть меньше. – Кто же таких делает, одежду вам шьёт, дома строит? Зверодревы какие-то…
Сегодня, со столетней колокольни, я зову их плантагеномами. Наука продвинулась далеко, хотя до тех высот пока не дотянулась. Да, не легко соревноваться с богами. Справочники о подобных скрещиваниях ещё долго будут молчать.
Зверодрева пригвоздило к полу копьё с флажком: еле выдернул, древко толщиной в руку, не обхватить.
– Кто тебя так? – осмотрелся, насчитал ещё тройку «флагштоков», обошёл по очереди. – Вот оно что, – пасть плантагенома держала кость, связанную сухожильями с мёртвой нечистью, не иначе как с другой планеты. – Не ты ли это, новый знакомый? Без рук, без топорёнка разделали телёнка, кто его догрызает, на небо отлетает. Сколько же вас таких? Что не поделили?
Воображение перенесло в битву. Склеп зашевелился, кости обросли плотью, взревели, зарычали. В глазах вспыхнула ненависть и накинулись друг на друга, пошли рвать-колоть, пока до единого не перебились…
– Надо повесить табличку «Армицефалы и зверодревы. Армагеддон», заживу, как в музее, – подумал-подумал: где её взять? Нацарапал рядом с дверью. – Пожалуй, прихвачу одного. Веселее будет.
Выбрал скелетик поприличней, с тигродревом на плечах, отволок за дверь, поставил у стены, где висит подфакельник.
– И тебе дело нашлось. Гляди, не проворонь. Ходят тут всякие, жрут без разбору… Что это?
Над хмельными косами играла витражными оттенками башенка для огня. Потемневшая медь очищалась утренними лучами, просыпалась, потягивалась, как младенец в кроватке, жмурясь миниатюрными бойничками.
– Потерпи, дружок, – забил древком когти в пол намертво, – чтоб не ушёл, – запрыгнул на колено, подтянулся за позвоночник, по рёбрам забрался, как по лесенке, стал на плечи. – С добрым утром, – заглянул в башенку, потряс – пусто. – Точно, с ума схожу. Сну поверил… – оглянулся, на противоположной стене брат-близнец счастьем светится. – Так-так, рано в сумасшедшие. Проведаю братца, чего такой довольный.
Сбегал в склеп, украл сэра буйвола, розовые кучери на плечах, по пути рога отпали. Не хотел стоять у стенки: копытные стопы ехали по полу, пришлось копьём пригвоздить. Взобрался на розарий, исцарапал ботинки, но порча того стоила. Из башенки, заглушая розы, поднималось кофейное вдохновение.
– Как же достать, – исколол пальцы, издеваясь, цокала защёлка. – Ага, понял: башенка требует огня, нагретая медь высыпает зёрна.
Спрыгнул на пол, поднимаюсь, а вокруг бал-маскарад: все беззвучно общаются, стол скачет, стены кишат, маски
