А посредине, словно по заказу, красовался маленький сплавинный островок с корнем выворотком и ивовым кустом. Я сразу представил – немного веток, охапка сухого камыша, полчаса работы и будет готов шалаш. И берега у озерка были, что надо, – с извилистой кромкой, мелким кустарником и рыжей щёткой сухого прошлогоднего тростника. В одном месте, под берегом, из воды торчало несколько мелких островков-кочек, на которые любят выбираться утки для отдыха и туалета. Мне показалось, что я разглядел издалека мелкие пёрышки и пушинки на воде. Ну, чем не место для утиной присады?!
Сюда, на центральный островок, перед зорькой и высадили меня ребята вместе с охапкой «строительного материала».
– Неплохой насест ты выбрал, – как-то мрачно пошутил Ушастый, – Если в темноте заблудимся и тебя не найдём, то уж не обессудь. Ночь короткая, перекукуешь, а утром пойдём мимо на зорьку, подберём.
– Не промахнись, Асунта, – весело добавил Чаплыгин, – Догонять подранков тебе будет несподручно. И, гнусно хихикая, они удалились по одной из проток.
Некоторое время ещё слышны были их голоса, скрип вёсел, плеск воды. Потом всё стихло, и я остался один. Не могу сказать, что я люблю одиночество. Конечно, бывают ситуации, когда непременно надо побыть одному, что-то решить, обдумать, или просто остаться с собой наедине. Например, в лесу – на глухарином току или когда собираешь грибы. Но сейчас… Осторожно прошёлся по пружинящему под ногами мху. Сплавина не рвалась и не тонула. Это хорошо, значит сидит на пнях или корнях. Всего метров пять в ширину и чуть больше в длину. Не к месту вспомнились слова бардовской песни: «Кругом тайга, одна тайга, а мы посередине». Ну, а я – посреди воды. На сегодняшний вечер это моя крепость, мой сторожевой пост. И я выбрал себе его сам.
Единственное удобное и сухое место для сидения – это вывороток. К нему и надо пристраивать шалаш. С увлечением занялся работой. А солнце уже низко и садится в тучи, – это уже плохо, зорька будет короткой и тёмной.
Я давно заметил, что на больших водоёмах, где гнездится или останавливается на какое-то время перелётная птица, перед вечерней зарёй наступает час тишины. Вот, вроде, ещё недавно видел то там, то тут перелетающие парочки и мелкие стайки уток, в одной стороне призывно кричала крякуха, в другой – перекликались чирки. И вдруг, – отбой! Будто кто-то строгий и требовательный отдал приказ, по которому все затихли и смолкли. Бывает, что в это время затихает даже ветер, морщивший весь день воду. И в полной тишине наступит закат. Исчезнут тени. Небо на закате окрасится в бледно-розовые тона, чётко обозначатся кромки облаков. Свет зари упадёт на застывшую воду, какое-то время на ней будут отчётливо видны: каждая коряжка, каждый листик и стебелёк старого камыша. Но потом начнёт темнеть. Погаснут краски, всё станет голубовато-серым.
Знакомая коряга вдруг покажется плывущей уткой, и рука невольно потянется к ружью. И тогда – первым с болотной кочки поднимется
