style="font-size:15px;"> – D’amour4? – спросила невестка, искоса поглядывая на то, как Наташа ломает печать. – Ну, ma bonne amie5, прощайте: не буду вам мешать.
– До встречи, – безучастно ответила Наташа уходящей гостье.
Письмо было от брата, и снова делалось тревожно на душе.
«Июня 10 дня.
Любезные батюшка и сестрица, – писал он. —
Пишу нынче к вам и не знаю, о чём писать. Я мог бы, пожалуй, поведать вам о природе, меня окружающей; она и вправду хороша. Но теперь меня занимают только слухи о происках врагов наших. Недаром, говорят, в прошлом году видали комету, – не к добру! Всё – я говорю о полку – трепещет потревоженным муравейником, и не сегодня-завтра быть походу.
Я не верю, конечно, чтоб он затянулся. Но всё может статься, и потому – прощайте!
Анатоль.
P. S.
Западные рубежи наши – место незащищённое. Уезжайте как можно скорее в Лохматые Горы».
Наташа перечла письмо. Всё в нём было понятно, но каждую строчку – каждую букву – хотелось читать опять и опять. Неровные, пляшущие буквы напоминали ей Анатоля.
Они никогда не были особо дружны с братом, старшим её на шесть лет. Он часто подтрунивал над ней, а она – какой же глупой она была тогда, если не умела ценить спокойного счастья! – обижалась. Но он оставался единственным близким человеком, и только он мог поддержать её – пусть даже не физически, а лишь морально, да и то не самим собою, а образом-воспоминанием.
Смысл письма ускользал от неё. Постскриптум казался ей странным, – вот всё, что поняла Наташа. Лохматые Горы были имением в Московской губернии, и ехать в такую даль она не собиралась: Смоленск довольно защищён, – Наташа видала толстые стены кремля, – с неё хватит путешествий!
Где-то на улице грохнуло.
Наташа подбежала к окну. Ливень, молнии, ветер – разгул стихии ожидала она увидеть, а увидала лазоревое небо, на котором сверкали золочёные маковки собора.
Грохнуло ещё раз – громче и, видимо, ближе. На горизонте взвилась тонкая струйка дыма, показались языки пламени.
Раздался новый удар – совсем рядом; задрожало стекло, в соседней улице занялся огонь. «Бежать», – промелькнуло в голове, но страх сковал тело, и Наташа не могла ступить и шага.
– Барышня, худо дело! – крикнул Захарьич, вбегая в комнату. – Собраться не успеем, француз прёт!
Наташа кивнула.
– Что же вы молчите? Что прикажете делать-то?
– Что делать? – переспросила она, едва осознавая происходящее. Та же пустота – и ужас – что и на прошлой неделе, овладевали ею.
– Да хоть бричку закладывать!
– Можно, наверно, – сказала Наташа, не отворачиваясь от окна.
Захарьич тяжёлыми шагами вышел из комнаты. Куда он пошёл? Не всё ли равно, если ничего уж не сделать?
Улица полнилась народом.
Летели со всех ног горожане – пока немного,
Любовное? (
Дружочек (
