Серёжи, офицер вспомнил, что служил некогда под началом полковника Охотина и спросил, а не Гордеевич ли будет отчество подпоручика? После положительного ответа, офицер пригласил Сергея с ними на чай:
– Наверное, Вы никогда раньше не служили, подпоручик Охотин?
– Никак нет, Ваше Высокоблагородие! – ответил Серёжа, не будучи уверенным ни в погонах, ни в порядке обращения согласно званию.
– Оно и заметно. Уж извините. А как Вы оказались на фронте?
– Добровольцем, Ваше Высокоблагородие.
– Вот это да! Поздравляю! В наше время маловато добровольцев. С последней Турецкой кампанией не сравнить. Отцовская кровь! А какой род занятий Вы избрали до фронта?
– Литераторство, Ваше Высокоблагородие.
– Удивительно! Интересно, сможете ли Вы попасть из своей винтовки в тот камень на бугре? – хитро прищурился полковник.
Солнце садилось и чётко обозначило силуэт камня, обтекая его удлинившимися лучами. Серёжу аж пот прошиб: уж чего, а метко стрелять он научиться не успел. Дали пару раз пострелять, да и то патронов оказалось очень ограниченно. Он приложил приклад к плечу и начал судорожно сжимать левый глаз. Прицел был не в фокусе, очки ли, глаза ли подводили. Выстрел не удался, хотя камень не представлял особой сложности. Когда он понурившись сел рядом с бородатым офицером в маньчжурской фанзе, прямо на глиняный пол к низкому столику, офицеры обменялись взглядами и старший решительно сказал:
– Господин Охотин, мы слишком ценим таких смелых людей как Вы, чтобы посылать их в качестве мяса для японских пушек. В силу недостатка Вашего зрения, в силу того, что нам нужны живые литераторы-патриоты, а не только декаденты, я потребую перевода Вашего в тыл. Там Ваши мозги нам пригодятся. Будете при медицинской части, курсы фельдшера освоите срочно. Там людей ой как не хватает. России нужны свои киплинги, а не только толстые. Толстой велик, но и великого вреда от него хватает. У нас если и есть киплинги, кто имперские амбиции защищает – то бездари. Пишите правду и во славу России, молодой человек!
Сергей совсем растерялся и сумел с трудом вымолвить:
– Ваше Высокоблагородие, не хотел бы я при госпитале. Не умею я по этой части ничего. На передовой хоть особых знаний не нужно, понятнее…
– Вот тут Вы ошибаетесь, сударь, спросите отца своего, если мне не верите. Нужны и ещё как, иначе будет и на Вас, подпоручик, кровь солдатская. Не отмолите потом. Война это не игрушки. Нестроевщина ещё не нюхавшая пороху всё прибывает, свежаки одни, а ими умело руководить надо. Иначе – кровь лишняя – во век не отмоешься.
Моложавого вида ординарец принёс на стол застиранную скатёрку, развернул и извлёк из внутреннего кармана узкую бутыль с мутновато-белой жидкостью.
– Сей минют, Вашескородье, – выскочил из фанзы и вновь появился уже с горшком горячих щей и краюхой хлеба, – Вот и щец поспел, Вашескородье!
– Садись с нами, Евдоким, не впервой.
– Слушаюсь!
– Вот,
