баронессе, зашептал. С другой стороны ее теребила за рукав Невельская.
Арташов с удовольствием погрузился в мягкую, податливую кожу. Не часто доводилось ему оказываться среди барской роскоши. В простенках меж окон стояли разлапистые, в тон креслам стулья, над которыми к стенам были пришпилены раскрытые веера из японского шелка и слоновой кости. С потолка угрожающе нависала огромная хрустальная люстра, в углу за дверью опёрся на меч спесивый средневековый рыцарь. И все-таки Арташова не оставляло ощущение неухоженности. Пытаясь понять причину, он осмотрелся повнимательней. Люстра над головой оказалась совершенно запыленной. Зато подсвечники на столе и на всех подоконниках сияли надраенной бронзой. Судя по обгоревшим свечам, пользовались ими, в отличие от люстры, регулярно. Очевидно, экономили на электричестве.
Да и дорогая кожа на стульях и креслах при внимательном рассмотрении оказалась изрядно потертой, как и плюшевые портьеры. Арташов исподтишка пригляделся к хозяевам. Заметил белесый шов на юбке баронессы, бахрому на кружеве Невельской, стоптанные задники у Горевого. В этом доме поселилась тщательно скрываемая нужда.
Меж тем Горевой и Невельская продолжали что-то втолковывать хмурящейся хозяйке. Легко угадывалось, что необходимость действовать против воли угнетала ее гордыню. Наконец общими усилиями они добились от баронессы неохотного, через силу кивка.
– Вот и слава Богу, – Горевой обрадованно обернулся к Арташову. – Позвольте еще раз представить, господин капитан. Видимо, вы не расслышали. Перед вами, – он торжественно указал на баронессу, – свояченица адмирала Эссена.
Он сделал паузу, давая возможность советскому офицеру наконец сообразить, о ком идет речь, и проникнуться осознанием величия фамилии, с которой волею случая довелось столкнуться.
К сильному его разочарованию, гость сохранял прежний безучастный вид.
Растерявшийся Горевой переглянулся с баронессой. Та ответила презрительным взглядом.
– Простите, господин капитан, – недоверчиво произнес Горевой. – Вам что, в самом деле ничего не говорит фамилия адмирала Эссена? Арташов напрягся. Что-то вспоминалось в связи с Порт-Артуром, Кронштадтом. Что-то реакционное. Но припоминалось смутно. – Кажется, был командующим Балтфлотом перед революцией, – с усилием припомнил он.
– Кажется? – обескураженно переспросил Горевой. – Или в советских школах не изучается история Первой мировой войны?
– А чего ее особенно изучать? – бесцеремонно вмешался Сашка. – Империалистическая бойня за передел рынков.
Горевой поразился: – Как, как?!… А жертвы? Подвиги беспримерные по имя Родины? На этой, как вы выражаетесь, бойне погибли миллионы русских людей. Таких же, как мы с вами.
– Конечно, погибли, когда бездарное командование. Знаем-знаем! У меня по истории твердая четверка была, – самодовольно объявил Сашка. – То брат царя – горе-стратег, командовать полез, то сам царь. Этот вовсе квелый попался.
