похоже, всякое напоминание о нужде для этой гордячки было невыносимо. – Да разве только в деньгах дело? – исправился Горевой. – К примеру, обувь у девочек поистрепалась. И где прикажете доставать? Так, представьте, по вечерам беру дратву, суровую нитку и – пошло. Так, глядишь, и специальность башмачника освою. Будет на кусок хлеба в старости. Он, единственный, засмеялся. Потянулся к графину:
– Ну-с, по-офицерски, водочку? Арташов согласно кивнул.
По знаку баронессы, Глаша налила ей и Невельской вина. После чего принялась раскладывать незатейливый салат. – Глаша у нас искусница, – похвасталась Невельская. – Иной раз вроде и не из чего, а глядишь, – стол накрыт. Ей хоть кашу из топора поручи сделать – сделает.
От похвалы полнолицая Глаша зарделась.
– Вот и слава Богу. Значит, мои солдаты тоже с голоду не перемрут, – невинно произнес Арташов. Хозяева встревоженно встрепенулись, принялись переглядываться, – похоже, мысль о необходимости кормить незваных постояльцев не давала покоя.
– Шутка! – успокоил их Арташов. – У нас свое довольствие. Еще и Глаше поможем. Во всяком случае топор для каши всегда найдем.
Обрадованный Горевой поспешил приподнять рюмку:
– Тогда за добрососедство прежней и нынешней России?
Выпили. Мужчины, как положено офицерам, залпом, женщины пригубили.
– Откуда вы знаете немецкий, Женя? – придвигая тарелку, полюбопытствовала Невельская.
– Я на фронт с третьего курса Ленинградского иняза ушел. Ответ этот вызвал неожиданное оживление.
– Выходит, здесь все петербуржцы, – с легкой улыбкой пояснила баронесса.
– Я подумал, вы немка, – повинился Арташов. – Раз Эссен.
Баронесса промокнула рот салфеткой.
– Что ж что Эссен? Великий род, занесенный в Готский альманах. Между прочим, мой муж, как и множество его предков, погиб, сражаясь за Россию. Кстати, в ту самую мировую войну, которую вы отчего-то не признаете, – не удержалась она от язвительности. – Они с Сергеем Дмитриевичем на одном корабле служили. Вместе и тонули. Только Сергею Дмитриевичу удалось спастись.
Горевой сгорбился. – Да, повезло, – подтвердил он. – Меня после прямого попадания взрывной волной в воду швырнуло. Ну, и поплыл себе. Как говорится, не приходя в сознание. Я ведь из первых пловцов на Балтфлоте был. Призы на дальность брал. Как-то по майской воде на пари пять километров отмахал. И ничего – вылез, обтерся, спирту внутрь и – опять вперед за орденами. Если б его хоть вместе со мной выбросило. Пусть каким угодно увечным. Видит Бог, вытащил бы, – он заискивающе глянул на баронессу. Похоже, безвинную эту вину нес годами. – А так, кроме меня, всего восемь человек подобрали. Это с эсминца-то! Он вновь потянулся к графину:
– Эх, были когда-то и мы рысаками! Выпьем в память погибших за Родину! Не дожидаясь остальных, опрокинул стопку. Арташов приподнял свою. Он жадно вглядывался в этих чужаков, трогательно тоскующих по
