думаю: мне лучше уехать, оставив тебя одного. Ты получишь полную свободу. Только перед моим возвращением прикажи Маше, чтоб все убрала, я не хочу находить следы, свидетельствующие о твоем распутстве. Я, конечно, не совсем здоровая, для постели не гожусь, но я еще жива и твой долг… – Люда опять осеклась и от бессилия свести концы с концами в плане соблюдения долга почти с годичным перерывом в их близких отношениях, пришла в состояние еще большей возбудимости. – Ненавижу… себя и тебя тоже. Зря я сюда приехала. Лучше бы мне вернуться к шахтерам: там я родилась и выросла, а где родился – там и пригодился, как твердит народная мудрость. А здесь я и себя, и тебя мучаю. Отпусти меня на волю. Если я выздоровею, я с радостью вернусь, а если нет, не взыщи. Не судьба, значит.
– Я не держу тебя, голубушка. Можно подумать, что я тебя запер в клетке, – произнес Борис не то, что думал и не то, что хотела услышать его супруга.
– Да, да, ты спишь и видишь, когда я уеду. Ну что ж. Так тому и быть. Надеюсь, билет ты мне купишь. Может, тебе денег жалко, тогда так и скажи: не дам. Я к родителям смогу обратиться. Бедная моя матушка, как она права во всем, что касается нас с тобой. Правильно она мне говорила в Италии: не спеши надоедать мужу письмами, пусть подождет, больше обрадуется при встрече.
– Что еще она тебе говорила?
– Много кое-чего. Много знать будешь – быстро состаришься.
– Людмила Савельевна, – впервые сухо и официально произнес Борис, – я предлагаю все вопросы отложить до завтра. Ты отдохнешь за ночь, а утром, на свежую голову, поговорим обо всем, что каждого из нас волнует.
Люда умолкла, затем ушла в ванную, а Борис на кухню, потягивал там водку и чувствовал, что с каждой рюмкой ему становится легче. Людмила в это время созванивалась с матерью, но о чем они говорили, что обсуждали, не слышал.
В знак протеста Люда впервые не легла в спальне на семейную кровать, рядом с мужем, а устроилась в другой комнате на диване, положив подушку под голову и накрывшись пледом.
Она протестовала против того злополучного черного волоса, который нашла чисто случайно под подушкой и никак не могла смириться с тем, что в кровати, где они скрепляли свою любовь еще до брака, мог находиться еще кто-то другой, вернее, другая. И это происходило в то время, когда она за тысячи километров думала о нем, верила в его порядочность и одновременно вела неравную борьбу со своим проклятым и возможно неизлечимым недугом. Вот, что значит оставлять мужика одного! И это еще не все. Если бы она была здоровой и крепкой, она так же поносила бы его за неверность, глядела бы злыми глазами в его виноватые глаза и вдруг, не подчиняясь разуму, бросилась бы на него как голодная волчица. И в кровати, сгорая от страсти, простила бы ему случайную измену, его неосознанный порыв, необдуманный шаг, который может допустить всякий мужчина при определенных обстоятельствах. А теперь что?
Но Люда не чувствовала позыва плоти, этой хрупкой, но чрезвычайно важной нити, способной заштопать
