чтобы он ни к чему не мог прикоснуться, чтобы….
Окунев резко замолчал, переводя дыхание. Я осторожно спросил:
– Насколько это важно?
– Для меня – очень. Видишь ли… – он помолчал, но не мог не добавить, видимо, после произнесенной речи, его распирала необходимость признаться. – Видишь ли, двенадцать лет назад он увел у меня жену. Мы любили друг друга. А он пришел и… все взял. Да еще и фактически мою любовь приговорил. Такое не прощается, – резко прибавил он. – Да, я тогда был гол, как сокол, а у этого мерзавца водились деньжата, знакомства… но как же быстро она попала в дом этого самодовольного тщеславного, тупого ублюдка!
Произнеся эти слова, Окунев отвернулся. Часто дыша, вцепился в поручень, приходя в себя. Я все же решился спросить:
– И она не вернулась к вам?
– Нет. У женщин своя гордость.
– А может быть, потому что….
– Нет! – почти крикнул он. И после паузы добавил: – Не зли меня, хуже будет. Сделай, как я велю, и катись на все четыре стороны. Ты мне больше не нужен. Мне нужна была только она.
Кабинка вернулась на землю. Окунев молча вернул кассету, и, не прощаясь ушел. Проводив его долгим взглядом, я положил ее в карман и поплелся к выходу. Наутро позвонил Стасу.
– Значит, вот оно как! – воскликнул мой знакомый, внимательно выслушав рассказ. – Никогда бы не подумал. Все просто и все так сложно. Похоже, он действительно отпустит тебя после операции. Хотя… по мне так лучше перестраховаться лишний раз и не лезть на предложенный рожон.
– Послушай, мы с Окуневым договорились на этот четверг, сейчас вторник, сам посуди, когда можно успеть?
– Обмозгуем. Тем более, у меня уже кое-что есть. Надо встретиться. Ты сегодня можешь? – я отвечал согласием. – Тогда на площади Красной капеллы, у кафе, через два часа. Просьба: оденься попроще и принеси с собой бутылку пива.
В обеденный перерыв я удалился из типографии и отправился к указанному месту. Гадая, с чего бы это Стас вдруг стал так рисковать и появляться в людных местах, патрулируемых органами правопорядка.
Я не сразу его нашел. Вернее, не сразу понял, что Стас прямо передо мной: он облачился в какие-то отрепья, скорее, власяницу, уселся на деревянный ящик у черного входа в кафе и терпеливо ждал, пока я замечу его присутствие. И только когда снял видавшуе виды тирольку с каштановых волос я с немалым удивлением понял, кто сидит в двух метрах от меня, и сосредоточенным покашливанием, коим обычно маскируется плохо скрываемый смех, пытается привлечь мое внимание.
– Пиво давай уже, – заявил он, хлопая по соседнему ящику и для наглядности его чистоты проводя грязнущим рукавом по доскам. – И садись, чего столбом стоять.
Отпив глоток, он возвернул бутылку мне, видимо, для полного вживания в роль. Достал маленький планшет, совершенно потонувший в заплатах
