он сам целовал ей ноги. Он приучал ее ложиться с ним в постель обнаженной, чтобы чувствовать друг друга всем телом. Многим мужьям бывает довольно спокойной, рассудительной привязанности жены, но Арун жаждал любви, и он ее получил.
Спальня была особой Вселенной, где они сполна обретали друг друга, двигаясь в неизменной гармонии и даже дыша в унисон. Охваченные желанием, они становились единым целым, сплетались, как лепестки лотоса. И, познав нечто немыслимое, вновь с благодарностью и любовью искали объятий друг друга.
Сона очень хотела родить ребенка; глядя на падающие звезды, она всегда загадывала только это желание. Но ничего не говорила мужу: согласно обычаю, он должен узнать об этом только тогда, когда в ее теле зародится жизнь.
Ни Сона, ни Ратна не задумывались о том, надолго ли они задержатся в Канпуре, но однажды вечером, наслаждаясь ароматным чаем, который подала жена, Арун сказал:
– В армии что-то назревает, я имею в виду индийцев. Многие ангрезы беспокоятся за судьбу своих семей.
– Откуда ты знаешь? – спросила Ратна.
Арун улыбнулся.
– Распахивая двери перед высшими военными чинами, вынося пепельницы и подавая чай, можно многое услышать, особенно если делать вид, что ничего не понимаешь.
– Нам угрожает опасность? – промолвила Сона, присаживаясь на циновку.
– Просто я думаю, что, если начнутся волнения, нам придется держаться англичан.
Женщины понимали, что имеет в виду Арун. Своим бегством из приюта – а Сона еще и повторным браком – они навсегда провели черту между собой и единоверцами.
– Чем недовольны сипаи? – резко произнесла Ратна. – Они одеты, обуты, сыты и даже вооружены.
– Англичане не желают вникать в обычаи, а тем более религиозные чувства индийцев. Зачастую они творят жестокости, которым нет оправдания. А сипаи… Им уже мало того, что у них есть. Сейчас нет войны, значит, нет повышения по службе и военной добычи. К тому же есть князья, которые хотят вернуть себе власть, отнятую белыми.
Сказав это, Арун вспомнил родную деревню, скудный урожай, который крестьяне были вынуждены почти даром отдавать скупщикам, непомерные налоги, лишившие население возможности покупать прежде всего соль[48], что приводило к болезням и смерти.
Женщины внимательно и с волнением слушали о важных вещах, на их взгляд, до конца понятных только мужчинам, а потом Арун осторожно произнес:
– Ратна… Я узнал, где живет жена Амита со своими родителями и твоей дочерью.
Девушка быстро вскинула голову – ее взгляд обжигал.
– Я хочу видеть Анилу!
– Мы можем попытаться сделать это, но незаметно, издалека. Не стоит врываться к ним в дом и требовать вернуть ребенка. Надо действовать по-другому. Подать в суд, и пусть он решает, кому принадлежит Анила.
– А если мне откажут?
– У нас все равно нет другого выхода.
Налог на соль был самым тяжелым, а цены на нее – непомерными. Это было вызвано монополией на продажу данного продукта со стороны Ост-Индской компании.
