А? Так что же ты злобой исходишь, когда не ты меня, а я тебя по тому же таежному закону посадил на цепь – и за ногу к конуре?
– Ты не передергивай, – хмуро сказал Мазур. – Я, понимаешь ли, плыл и никого не трогал…
– А ты за всю жизнь никогда ничего не делал поперек закона? Это на военной-то службе, сокол?
– Философский ты старичок, – сказал Мазур.
– Уж пытаюсь, как умею, – сказал Кузьмич. – Есть грех, тянет иногда замысловато умствовать. И приходит мне тогда в голову, что вся наша жизнь – это бег меж законами, как меж деревьев. То я тебя поймаю, то ты меня…
Возница натянул поводья. Повозка остановилась посреди глухой тайги, оба всадника тут же спешились и принялись старательно привязывать коней к низким сучьям ближайших кедров.
– Ну, слезайте, гости дорогие, – распорядился Кузьмич, спрыгнув на землю с юношеской ловкостью. – Уж простите, что пешком вас гонять приходится, да лошадей жалко мучить. У нас там медведь обитает, коняшки пугаться будут… Майор, коли ты такой прыткий, с медведем подраться не желаешь на потеху честной компании? топор тебе дам, будешь, как римский гладиатор… И чем бы ни кончилось, я твою женушку отпущу вовсе даже восвояси…
– Не юродствуй, старче, – сказал Мазур. – Что-то ты не похож на дурака, который свидетелей отпускает…
– Ну вот, снова ты обо мне плохо думаешь, – грустно молвил Кузьмич и первым направился по колее в глубь тайги, не оглядываясь.
Остальные поневоле двинулись за ним, бренча цепями. Метров через сто старик свернул с дороги на видневшуюся меж деревьев поляну. Навстречу к нему прытко двинулся молодой здоровяк, на бегу сдергивая картуз. На поляне просматривалась какая-то конструкция, белевшая свежими досками. В нос Мазуру ударил запашок гниющего мяса.
Это оказалось нечто вроде неширокого помоста, стоявшего под углом к земле, градусов в двадцать – на крепко сбитых козлах-подпорках. А на помосте был распят… негр? снежный человек?
Только сделав еще несколько шагов, Мазур разглядел, что к чему. Человек, чьи запястья и лодыжки накрепко привязаны веревками к вколоченным в помост костылям, был голым и, как выразился бы индеец, бледнолицым. Но мелкий таежный гнус облепил его так густо, что распятый казался то ли чернокожим, то ли покрытым темной шерстью. Воздух над ним дрожал, как раскаленный – но это опять-таки роился гнус. Вот и источник запаха – возле помоста два деревянных ящика с кучками уже почерневшего мяса. Приманка для мошки.
Скованные люди стояли неподвижно, ни одно звенышко не брякнуло. Теперь Мазур видел, что рот у человека плотно забит кляпом, а дергать головой он не может оттого, что голова прихвачена к помосту – поперек лба идет прочный ремешок, поперек шеи, ремни опутывают уши. Сквозь темное, неустанно мельтешащее облачко, как сквозь клубы густого дыма, все же удалось рассмотреть сведенное гримасой, оскаленное лицо, а там и узнать. Это был не кто иной, как «штабс-капитан», опрометчиво нарушивший дисциплину.
Мошка – произносится
