за услугу.
– Кажется, вы все же предлагаете мне расписаться на договоре кровью.
– Отчасти – да. Потому что изменится ваша личность, изменится и то, что принято называть душой. В каком-то смысле вы расстанетесь с нею – прежней. Но обретете новую. Не думаю, что вы прогадаете. К тому же… – он приобнимает чернокудрую пери, наклонившую над его бокалом амфору с вином. – Я не дьявол. Я даже не бог. Это вы станете богом – там, куда мы вас отправим. Поверьте: с тем капиталом, что вы здесь наживете, богом быть легко. Проще простого. Карай да милуй, у тебя сила, тебе и вся власть. Такой соблазн! Как удержаться?..
Властным, грубым движением он распахивает прозрачные одеяния на груди красавицы. Та замирает, грациозно изогнув стан, не завершив движения. И я тоже… Ратмир сдвигает шторку, упрятанную между белоснежных персей, извлекает оттуда продолговатую коробочку с циферблатом и экраном. Небрежно тычет пальцем в сенсоры.
– Отбой темпорального дежурства, – говорит он, поднеся коробку к лицу. – Сорохтин согласен…
Глава седьмая
Мерзость. Невероятная, немыслимая, первобытная мерзость. Огромный, жирный, белесый, сочащийся слизью червяк. Нет, скорее мокрица – кольчатое туловище трепетало на десятках коротких сильных лап. Выпуклые слепые бельма, над которыми предвкушающе подрагивали розовые, как у консервированного краба из далекого советского прошлого, суставчатые клешни.
А у меня – ничего. Кроме голых изодранных рук и голых же ног. И всего, что досталось мне от матушки-природы, тоже голого. Успевай только хватай… клешнями-то.
… Что это за дерьмо такое? Не помню, чтобы читал или слышал когда-нибудь о подобных уродах. Зоология никогда не была моим любимым предметом, но я своими глазами видел живого паука-птицееда на передвижной выставке ползучих гадов, куда меня вместе с Васькой занесла нелегкая в один из солнечных выходных деньков. Тогда я наивно подумал, что ничего более отвратительного в этой жизни больше не встречу. А Ваське, между прочим, понравилось… На табличке на террариуме с мохнатым черным монстриком было написано, что птицеед-голиаф может достигать двадцати восьми сантиметров в размахе лап и что в мире полно придурков, которые содержат его в качестве домашнего животного. «Я тоже такого хочу», – немедленно объявил мой Васяй. Хороша была бы киска, мать ее… Справедливости ради, замечу: в облике птицееда все же присутствовала некоторая эстетика. Да, существовал еще и японский морской паук с его почти трехметровыми лапами-ходулями, но он, кажется, никаким пауком не был, а только так назывался, по природе своей являясь вполне съедобным крабом. Ну, японцы и не такое жрут; да и настоящих пауков, полагаю, где-нибудь во Вьетнаме тоже мимо кухни не пропустят.
Но это… в половину моего роста… а если вдруг вскинется на дыбки, то и повыше будет… живого весу добрый центнер… не то, что в пищу… даже созерцать не стоило бы.
Плоская сомовья башка – не меньше метра от глаза до глаза – чутко развернулась ко мне. Видно,
