по подбородку, скапливаясь в белесую лужицу на полу.
Мне стало нехорошо. С трудом разжав руки, я поднялся, чувствуя себя оплеванным, ошалело посмотрел вокруг, словно не веря в реальность происходящего, и, сгорая от стыда, ни на кого не глядя, почти побежал к выходу.
Боже мой, какой идиот! Супермен хренов! Позорище на весь микрорайон! Я же теперь стану второй достопримечательностью после него, и мальчишки будут тыкать мне вслед пальцем «А вот этот мужик Вовку-дурачка хотел задушить…».
Я шел по вечерней улице и, к счастью, никто не мог разглядеть моего полыхающего лица, хотя мне казалось, что все уже знают о моем «подвиге» и ехидно шепчутся у меня за спиной.
Шел я, а, вернее, бежал, пока не наткнулся на стоящую у меня на пути Сокову. Когда она меня успела обогнать, я не заметил и потому, наткнувшись на нее, несколько секунд тупо соображал: как она могла здесь оказаться? Она стояла подбоченясь посреди улицы и, как мне показалось, нехорошо ухмылялась. Меня обожгла мысль «Завтра она растреплет в школе…» Маша несколько секунд изучающе смотрела на меня, словно видела сейчас впервые или обнаружила во мне нечто такое, чего не замечала прежде.
Присмотревшись повнимательнее, я понял, что нехорошая ухмылка была только плодом моего воображения. Смотрела Маша серьезно и задумчиво, словно сомневаясь: меня ли она видит перед собой? После солидной паузы, в течение которой мы дуэлировали взглядами, Маша, наконец, пояснила свое неожиданное появление посреди улицы.
– Игорь, я бегу за тобой уже два квартала и кричу, как сумасшедшая. А ты словно глухой, не слышишь меня.
Я подозрительно покосился на нее, ожидая подвоха в качестве реванша за сегодняшний разговор на лестнице. Не знаю, что меня потянуло за язык, но я вдруг ляпнул:
– Что, пришла посмеяться надо мной? Давай, давай. Завтра всем в школе растрезвонишь…
Маша звонко расхохоталась «А ты был великолепен, Игорь…», но при моих последних словах оборвала смех, подошла ко мне вплотную и сунула мне в руки портфель, который я машинально схватил обеими руками. Взгляд ее стал мрачен и серьезен.
– Ты забыл свой портфель на почте. И телеграмму… Я ее отправила.
Пораженный ее взглядом и тоном, я жалобно проскулил:
– Сколько я тебе должен?
Маша презрительно посмотрела на меня и резко оборвала:
– Замолчи, ты…
И устало добавила через паузу:
– Дурак ты, Степанов. Прощай…
Она отвернулась, прошла несколько шагов, и вдруг снова круто повернулась в мою сторону.
– А я, Степанов, сегодня очки сняла. А ты и не заметил…
И ушла. Я стоял, все еще сжимая обеими руками портфель, и в голове у меня была полнейшая каша. Тут был и разговор с Валькой, и телеграмма в Москву, и этот горе-налетчик, и Маша Сокова с ее снятыми очками.
