видом откозырял, пожирая меня глазами с откровенной завистью, и удалился. Еще бы! Кто он, и кто я? Бледный сержантик, обреченный мерзнуть на дорогах и отрываться за это на водителях, и целый опер убойного отдела. А у меня на душе стало еще паскуднее. Вот так, старлей, все и начинается. Сначала ты манкируешь законными требованиями из идейных, так сказать, соображений, затем – чтобы замазать свои мелкие грешки, а потом ради корысти.
До управления я добрался в скверном расположении духа и самыми мрачными мыслями в своей ментовской башке. Едва мои часы показали девять ноль, ноль, я сразу же пошел на доклад к начальнику управления, полковнику Доронину. Доложиться, по идее, я должен был еще вчера, но встреча с Игорем спутала все карты, и я, таким образом, если еще не совершил должностного преступления, то, во всяком случае, дисциплинарный проступок уже допустил.
Коротко стукнув в дверь кабинета и услышав глуховатое «Входите», я шагнул через порог и с дембельской развязностью поинтересовался:
– Разрешите, товарищ полковник?
Доронин, кругленький и пухлощекий, лет пятидесяти с небольшим, с очень живыми глазками, обрамляющими сверкающую лысину венчиками седых волос, сидел за столом с таким видом, словно и вовсе не уходил отсюда с вечера. В своем мешковато сидящем кителе он так естественно вписывался в казенную обстановку кабинета, что меня временами так и подмывало заглянуть ему на спину: не написан ли там мелом инвентарный номер? Впрочем, в управлении кадров, выдавая мне направление, о нем отзывались как об одном из лучших в прошлом оперов в городе. Мне с трудом представляется, как этот уже немолодой и лысоватый коротышка идет на задержание вооруженного громилы, но ведь не всегда же он был таким? Время никого из нас не красит, а в послужном списке полковника Доронина, как мне сообщали все в том же управлении, более четырехсот раскрытых уголовных дел и две медали «За отвагу», а это что-нибудь да значит.
Доронин вскинул на меня маленькие глазки из-под кустистых бровей и, пошевелив седыми усами, кивнул:
– Входи, Безуглов, входи. Присаживайся.
Я пересек ярко-красный ковер, занимающий почти весь кабинет, и сел за Т-образный стол, правым боком к полковнику. Опережая мой доклад, Доронин спросил:
– Как, Безуглов, на новом месте?! Притираешься?
Неопределенно пожав плечами, не понимая, к чему такой подход издалека, я ответил вопросом на вопрос:
– К чему притираться? Вы же меня еще ни на одно дело не ставили.
Доронин едва заметно усмехнулся.
– Оскорбился? Не терпится за серьезное дело взяться? Сам должен понимать, человек ты у нас новый, на что способен, не знаем.
В его словах мне почудился какой-то скрытый намек. Но, может, это только показалось? Кто может знать о моей репутации, известной, прямо или догадками, многим на прежнем месте? В личном деле это не указывается. Теперь усмехнулся я.
