на лице у него появлялась кривая усмешка, кажущаяся особенно зловещей в набегавших волнах уличных фонарей, и мне становилось не по себе. Я старательно делал вид, что не смотрю в его сторону, чтобы не сбивать его с мысли, но все же искоса поглядывал время от времени, пытаясь найти в его лице прежние, знакомые мне с детства черты. Тогда, в машине, мне это не удалось. И только оказавшись у нас дома, Валька немного расслабился, спала какая-то окаменелость с его лица, и я стал узнавать его прежнего. Правда, поначалу мама чуть было не испортила все, спросив, что у него с головой. Но он отшутился снова, как и со мной в первый раз, что-то упомянув о снежной Якутии, и мама, почувствовав свою оплошность, поспешно перевела разговор на другое. Засуетившись, она кинулась на кухню, предложив нам пройти умыться, и загремела там ложками и тарелками.
В ожидании ужина мы прошли на лоджию и выкурили по сигарете, минут десять болтая о ничего не значащих пустяках и предаваясь воспоминаниям юности. Весь наш разговор состоял из сплошных «А ты помнишь?! – Конечно, помню. А ты?». За десять минут мы переворошили в памяти всех своих однокашников, делясь друг с другом, кому, что известно о них. Во время нашего разговора меня не покидало ощущение, что мы, как два боксера на ринге, приглядывались друг к другу, старясь определить, кто чего стоит. И это «что-то» сейчас стояло между нами, мешая нам полностью расслабиться и почувствовать себя прежними.
Из глубины квартиры, с кухни, донесся мамин голос:
– Мальчики, идите ужинать, все готово!
Войдя в кухню, я бросил взгляд на стол и отпустил маме комплимент, стараясь придать голосу как можно больше естественности:
– Ма, ты сегодня превзошла сама себя!
Тут я несколько покривил душой, потому что стол с ломтиками сыра, печеной картошкой и вчерашней лапшой был далек от великолепия. Но какое значение имеет ложь, когда хочешь сделать приятное близкому человеку? Я даже сам поверил тому, что сказал, тем более что мама действительно постаралась. Я видел, как у нее потеплели глаза от моей похвалы, но при людях она всегда была сдержанна со мной и потому, сделав сердитое лицо, укорила:
– Сын, грех смеяться над престарелой матерью!
А Валька вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ох, и осел же я! Совсем забыл…
Он повернулся, вышел в прихожую и вернулся с тремя свертками и бутылкой водки в руках.
– Наталья Семеновна, Бога ради, извините. Заболтался с Игорьком и совсем забыл про гостинцы.
Положив на стол два свертка, и поставив между ними бутылку, со словами: «Это к столу», он развернул третий сверток и протянул маме большую коробку шоколадных конфет.
– А это, Наталья Семеновна, лично вам.
Мама испуганно замахала руками:
– Что ты, что ты, Валя! Зачем? Это же таких денег стоит…
Валька добродушно прогудел:
– Ну
