ранили меня в одной переделке – я написал рапорт с просьбой о переводе. И вот я здесь. Старший лейтенант Безуглов, прошу любить и жаловать.
Игорек, показав на дверь второго подъезда, сказал «Приехали», вышел из машины и пошел вперед, предупредив, что этаж седьмой, а лифт, как обычно, едва ли работает. Я поднимался за ним по лестнице, пропахшей кислым запахом мусоропровода и кошачьей мочи, и думал о том, что я, впервые в жизни, обманул Игоря. Нет, я не кривил душой, когда рассказывал о годах, что прожил без него. Только сказал я ему далеко не все. Что и есть факт обмана. А не сказал я ему, что тех шестерых подонков я пытался убить. Пытался, потому что не сделай я этого, я бы предал Валю, предал бы ее память и мою любовь к ней. Да только не хватило мне тогда для этого подготовки. Повязали меня ребята из охраны выездного суда, и греметь бы мне следом за теми шакалами по этапу, но выручил меня старшина Столяров. Он мудрый мужик, участковый Столяров. Начальник охраны суда, какой-то прапорщик, которого я даже фамилии не узнал, по счастливому совпадению оказался хорошим знакомым нашего участкового. И когда старшина милиции Столяров поручился, меня отпустили и дело замяли. И я слово, данное старшине, сдержал. Но только по отношению к тем подонкам. А большего я ему не обещал, видит Бог. И потому в милицию я пошел работать сознательно, тут я не обманул Игорька. Но только со своей целью: мстить. Кровавый счет я открыл за Валину смерть, и ни о чем не жалею. Из двух десятков операций по задержанию, в которых я участвовал, восемь бандитов не дожили до суда. С моей помощью. И я ни в чем не раскаиваюсь и считаю, что я прав. Око за око.
И еще одно скрыл я от Игорька. Рапорт о переводе я написал не по собственному желанию. Вернее, не только по собственному. Игорьку я сказал настоящую причину, но это было только полуправдой. А второй половиной правды было то, что майор Алсуфьев, мой шеф, предложил мне написать рапорт. И в разговоре с глазу на глаз прокомментировал свое предложение так «Я тебя прекрасно понимаю, Безуглов. И даже в чем-то с тобой согласен: бешеных собак надо уничтожать на месте. Лечить их бесполезно. Но есть, если ты забыл, такое понятие: социалистическая законность. Избитое понятие, потертое, но никто его еще не отменял. А согласно духу и букве Закона наша с тобой обязанность задерживать и обезвреживать преступника, а не выносить и приводить приговор в исполнение… Я не стану брать на себя ответственность за твою дальнейшую судьбу. И не потому, что боюсь этой ответственности, а потому что не знаю: вправе ли я осуждать тебя, и мне ли решать твою дальнейшую судьбу. В чем-то, повторяю, ты, возможно, и прав. Но восемь трупов за последние десять месяцев – это уже слишком. По управлению уже поползли слухи, а я этого допустить не могу. Пусть этот разговор останется между нами, но рапорт ты все же напиши. А там… Бог его знает, может нам и нужны такие диковатые, как ты, может быть, иначе и нельзя».
Вот так все было. Не знаю, нужно ли Игорьку знать об этом? Пожалуй, нет. Так я думал и шел за ним следом. Между тем, мы уже поднялись на седьмой этаж. Игорек что-то
