за руки, – ехидничала Клео, но я знала, что в глубине души ей очень хочется верить, что такое превращение действительно возможно: один надрез, убрать немного лишнего – и вот оно!
Мы остановились на клинике доктора Чарта, потому что нам понравился ее бойкий слоган: «Все к Чарту!»
– Мы должны заключить договор – никому ни слова, – сурово настаиваю я.
– А твоя мама?
– Ни за что! – протестую я.
Я хочу, чтобы эта перемена была исключительно моим решением. Мама не раз искала возможность вернуть утерянное влияние на меня и мою внешность с тех пор, как я выросла настолько, чтобы восстать против ее стремления сделать из меня куколку в оборочках и локончиках. Если есть на земле религия, по догматам которой дети не имеют права самостоятельно выбирать себе одежду, пока живы их родители, мама бы тут же к ней примкнула. Ее беспокоит даже мой макияж – вернее, его отсутствие: «Какая-то ты бледная, дорогуша», – и тут же откуда ни возьмись являются тошнотворно яркие тени-помады-румяна. Но печаль всей ее жизни – это мои волосы. Я счет потеряла полученным вырезкам из журналов с фотографиями Минни Драйвер и Николь Кидман – их упругие от природы кудри были тщательно распрямлены в парикмахерской. Я тайком попыталась распрямить свои волосы, но в результате получила что-то вроде химической завивки, которая утратила желание жить. И я их отрезала. Тогда мама сказала, что я похожа на мальчишку. Я проигрываю в любом случае. В вопросах внешности у нее всегда на руках все козыри. И она не устает мне это доказывать.
– Ты же знаешь, что она заметит. У нее работа такая – с одного взгляда оценивать внешность человека.
– Если она что-нибудь скажет, я ей наплету, что исключила из рациона пшеницу, она всегда говорила, что мучное засоряет мне желудок.
– Так ты, значит, не будешь доедать свой кусок пиццы?
– Можешь взять половинку, – разрешаю я.
– Странно, что твоя мама так трясется над имиджем и на дух не выносит пластических операций, – размышляет Клео, переправляя на мою половину куска ломтик пепперони и отрывая свою долю. – Ну смотри, она отговаривает клиентов от подтяжки живота или увеличения груди, а потом сама же втюхивает им новый гардероб за пару штук фунтов, хотя если бы они все-таки сделали операцию, то до конца жизни смотрелись бы обалденно в футболках и джинсах! Все эти типы, которых показывают по телевизору и печатают в журналах, в один голос твердят, что маленькая операция – тут отрезать, там добавить – изменила их жизнь.
– А-а! А помнишь ту ужасную, кошмарную фотографию? – Я кривлюсь от отвращения.
– Ну хорошо, ей не повезло, – соглашается Клео.
– Не то чтобы меня волновало, что мы в конце концов можем выглядеть так, будто нами позавтракала пара акул, – все равно никто нас голыми не увидит, правда?
Я все еще не уверена, что согласна оголить
